– Слушаем вас внимательно, Екатерина Сергеевна, – напомнил о себе Убахтин.
Мимо проносились машины, обдавая горячими волнами дневного воздуха, невдалеке толпились на автобусной остановке люди, из дворов слышались голоса. Все было залито полуденным слепящим солнцем, грохот грузовиков угнетал, заставлял уходить с дороги, и больше всего Убахтину в этот момент хотелось скрыться в тихую прохладную тень.
Отступать было некуда, и Касатонова протянула руку вперед, указала наманикюренным своим пальчиком на тяжелую чугунную решетку.
– Вот здесь, – сказала она отчаянно.
– Не понял? – Убахтин смотрел на решетку почти с ужасом – неужели ее придется поднимать?
– Ее надо поднять и сдвинуть в сторону, – сказала Касатонова, глядя на Убахтина широко раскрытыми глазами.
– И что мы там увидим?
– Посмотрим.
Покряхтывая и постанывая от тяжкой своей участи, сантехники все-таки подцепили решетку куском толстой проволоки и отбросили в сторону. На дне неглубокой квадратной ямы поблескивала густая черная жижа. Касатоновой ничего не оставалось, как продолжать терзать несчастного следователя.
– Ее надо вычерпать, – сказала она, опять указав пальчиком в глубину ямы.
– Ну что ж! – с веселой злостью воскликнул Убахтин. – Надо, значит, будем вычерпывать. Правильно, мужики? – обратился он к сантехникам. Мужики стояли, потупив взоры, и, казалось, мечтали только об одном – чтобы их оставили наконец в покое.
– Нет инструмента, – пробубнил один из них.
– Найдем! – весело сказал Убахтин.
– Где ж его найдешь...
– А вон стройка! – не задумываясь, сказал Убахтин, отсекая все возражения и причитания сантехников. – Есть там и лопаты, и ведра, и черпаки! Вперед, мужики! Главное – с песней! Мы с Екатериной Сергеевной вам поможем. Поможем? – повернулся он к Касатоновой.
– Охотно!
– Они не дадут нам ни лопаты, ни ведра, – канючили сантехники.
– Я с вами! – решительно заявил Убахтин и первым зашагал к стройке – там возводили еще одну многоэтажку. Сантехникам ничего не оставалось, как двинуться за следователем. Но поплелись они с такой неохотой, с такой мукой на лицах, что Касатонова в какой-то миг даже пожалела их, тем более что, если бы сантехники не согласились, это избавило бы ее от позора – у нее не было никакой уверенности, что Юшкова в ту кошмарную ночь действительно опустила пистолет в щель чугунной решетки.
Но ее опасения оказались напрасными.
Нашелся пистолет, все-таки нашелся.
Когда один из сантехников выплеснул на траву не то десятое, не то двадцатое ведро с жижей, Убахтин сразу увидел очертания вывалившегося пистолета.
– Стоп! – сказал он, склонившись над лужей жижи. Никогда ни прежде, ни впоследствии у Касатоновой не было более изумленного взгляда, нежели в те мгновения, когда она рассматривала раскачивающийся на проволоке пистолет, подцепленный Убахтиным за дужку курка.
– Ну вот, – сказала она, совладав с собственным потрясением. – А вы, Юрий Михайлович, боялись!
Убахтин диковато глянул на Касатонову, поскольку слова из анекдота, которые вырвались у нее, оказались достаточно рисковыми для женщины.
– Ну вы даете, Екатерина Сергеевна!
– Я уже дома, подвозить меня не надо. Надеюсь, эта находка поможет вам в поисках истины, – сказала она и, легко махнув рукой, направилась к своему дому, помахивая в такт шагам своей сумочкой на длинном тонком ремешке.
Следователь позвонил ей уже вечером.
– Докладывает Убахтин, – сказал он.
– Слушаю вас, Юрий Михайлович.
– Мы исследовали пистолет.
– И столкнулись с новой неожиданностью?
– Откуда вы знаете?
– Понятия не имею! – рассмеялась Касатонова. – Откуда-то мне это известно.
– В пистолете все патроны на месте. Ни один не использован. Это первое. Балмасов убит из другого пистолета. Большего калибра. Этот слишком мал.
– Вы решили Юшкову отпустить домой?
– Пока нет. Отпечатки ее пальцев на телевизионном пульте, который бедный Балмасов сжал в предсмертных судорогах, все еще перевешивают ваши сомнения.
– Вы стали красиво говорить, Юрий Михайлович.
– Как выражаются наши оперативники, с кем поведешься, с тем и наберешься.
– Хорошие слова, мне нравятся. Если это предложение, то не возражаю.
– Чуть попозже, Екатерина Сергеевна. Думаю, и Гордюхин не откажется присоединиться к нашей теплой компании. Как вы понимаете, сложности у меня все те же – нужен убийца.
– А Юшкова?
– Что-то я в ней засомневался.
– Наконец-то! – воскликнула Касатонова.
– На завтрашнее утро я пригласил нескольких человек с мебельной фабрики. Приходите, если есть настроение.
– Заметано! – воскликнула Касатонова, с удовольствием произнося новое для нее словечко.
– Вдруг вам опять что-то покажется.
– Покажется! – отчаянно заверила Касатонова. Она ощутила в себе необыкновенный подъем. Пистолет оказался именно там, где она указала, выяснилось, что он совершенно непричастен к убийству, и, таким образом, прямой улики против Юшковой уже не существовало, если, конечно, не считать злосчастного отпечатка и тех ее слов, которые следователь истолковал как признание. Да, она признала все обстоятельства, кроме факта убийства. Убахтин понял это так, что Юшкова не решается назвать вещи своими именами, что в ней срабатывает некая защитная реакция, природа, дескать, взяла на себя труд уберечь ее от слишком сильных потрясений, которых может не выдержать женская психика. – Ну что ж, Юрий Михайлович, – подвела итог своим рассуждениям Касатонова, – вам виднее.
* * *
Однако утро началось для Касатоновой совсем не так, как она предполагала. Словно какое-то другое существо, поселившееся в ней, само принимало решения, даже не посвящая ее в то, что затевало. Едва проснувшись, Касатонова быстро встала, оделась, почти на ходу выпила кофе и, мимолетно взглянув на себя в зеркало, встряхнув волосами и уже тем самым приведя их в некое подобие прически, вышла за дверь. Лифт стоял на площадке уже открытый – кто-то неведомый, невидимый продолжал помогать ей в это утро.
Выйдя во двор, она остановилась на крыльце, окинула взором залитый солнцем двор, как бы изумляясь его нарядности после ночного дождя, и, повторив маршрут Юшковой в ту зловещую ночь, вышла на улицу. Бросила взгляд в одну сторону, в другую и сразу же увидела то, что искала, – машина со строительной люлькой стояла за автобусной остановкой на расстоянии двух домов.
Не колеблясь, Касатонова направилась к машине.
– Здравствуйте! – громче, чем требовалось, поздоровалась она с водителем, который копался в моторе. Тот, не вылезая из мотора, повернул голову, посмотрел на дамочку со сверкающими глазами и лишь после этого покинул металлические внутренности своей машины.