— Может, у нее есть родственники в Москве и она поехала к ним?
— Не знаю… У них, кажется, была родственница. Двоюродная сестра. Но точно не знаю.
— Чья двоюродная сестра? — нетерпеливо уточнил Халупович.
— То ли матери, то ли бабки. Точно не знаю. Но она живет где-то далеко. Елизавета Матвеевна однажды сказала, что добирается до своей родственницы часа два. Очень далеко. Но где именно, я не знаю.
— А фамилию сестры тоже не знаешь?
— Нет, не знаю, — виновато ответил Миша. — Может, мне в школу съездить, где Таня учится? Может быть, там кто-то знает, где живет ее родственница.
— Ты еще в милицию заявление напиши, чтобы все знали о пропаже девочки, — прошипел Халупович. — И мою фамилию заодно укажи. Чтобы все знали, кто именно виноват в ее пропаже. Он мне еще такие советы дает! Куда она могла сбежать — вот что меня интересует.
— Не знаю, — выдавил Миша, — может, она еще здесь, в здании?
— Уходи, — махнул рукой Халупович, — и позови ко мне Нину.
Миша, виновато опустив голову, вышел из кабинета. Почти сразу вместо него появилась Нина. Она уже успела несколько прийти в себя и привести себя в порядок — поправила волосы, протерла стекла очков, убрала размазанную вокруг глаз тушь. Когда она вошла, Оксана Григорьевна нахмурилась, но ничего не сказала.
— Садись, Нина, — сказал Халупович, указывая на стул, стоявший рядом с его столом.
Она присела на краешек стула, ожидая вопросов.
— Подробно расскажи, что было вчера с девочкой, — попросил Эдуард Леонидович, — о чем ты говорила с Таней? Может ты сказала, что бабушка умерла, и она решила сбежать?
— Нет. Я все делала, как вы просили, — уверенно ответила Нина, — вчера она отдыхала в вашей комнате. Из столовой ей принесли ужин. Она смотрела телевизор. Я оставила ее с Олей до десяти вечера, а потом приехала сюда и забрала ее к себе. Утром мы позавтракали и приехали в офис. Вас в кабинете не было. Я сказала девочке, чтобы она посидела в комнате отдыха, чтобы не мешать нам работать. Кроме того, я не хотела, чтобы она попадалась на глаза посторонним. Тане стало скучно, и она несколько раз заходила к нам в приемную. Но из приемной никуда больше не выходила. В комнате отдыха есть дверь в коридор. Наверное, она вышла через нее, и дверь закрылась. Мы бы ее не выпустили. В приемной всегда кто-нибудь есть — или я, или Оля.
Халупович взглянул на Дронго, словно ожидая его вопросов. И тот задал первый вопрос:
— Вы говорили, что она спрашивала про бабушку.
— Да. И я сказала ей, что бабушке стало плохо, поэтому она попала в больницу. Обещала, что дня через два мы ее навестим. Больше я ей ничего не говорила.
— И она не расспрашивала?
— Нет. Только уточнила, когда увидит бабушку, и успокоилась.
— Она спокойно спала ночью?
— Да. Один раз вставала в туалет.
— У вас большая квартира?
— Что? — чуть смутилась Нина, словно ей задали неприличный вопрос.
— Какая у вас квартира? — уточнил Дронго.
— Три комнаты. Вообще-то, мы недавно переехали. Обменяли две квартиры на одну.
— Вы сказали, что приехали за девочкой в десять вечера. Вы сами водите машину? С вами был кто-то еще?
— Нет, — удивилась Нина, — никого не было. Я приехала на дежурной машине. У нас в компании есть дежурная машина. Я ее вызвала и приехала за девочкой.
— У вас маленький ребенок?
— Да.
— И с кем вы его оставили?
— С мамой, — улыбнулась Нина. — Я живу вместе с мамой.
— Когда вы говорили о своих квартирах, вы имели и виду свою и мамину?
— Да. У нас были две двухкомнатные квартиры, и мы обменяли их на одну трехкомнатную.
— И где находится ваша квартира?
Она снова чуть замялась.
— Это имеет отношение к нашим проблемам? — не выдержал Халупович.
— Имеет, — упрямо сказал Дронго. — Так где ваша квартира?
— На Сретенском бульваре.
— А где были другие квартиры?
— В разных местах.
— Вы можете указать более конкретно?
— Моя на Новой Басманной, а мамина в Митино.
— Можно подумать, что она планировала убийство моей домработницы у себя на квартире, — снова не выдержал Халупович. — Меня больше волнует, куда пропала девочка.
— Меня тоже, — заметил Дронго. — Как вы считаете, Нина, Таня была встревожена, напугана, взволнована?
— Скорее, немного угнетена, — подумав, ответила Нина, — немного встревожена, но не более того. Она вела себя как обычный ребенок, если бы оказался на ее месте. Любопытство, страх, недоверие к посторонним.
— И где вы были до десяти? — задал последний вопрос Дронго. — Почему вы приехали за ней так поздно?
— У подруги, — пояснила Нина. — Она уезжает в Канаду, и я заехала попрощаться. Эдуард Леонидович об этом знает.
— А накануне? — вдруг спросил Дронго. — Вы вовремя вернулись домой?
— Нет, — ответила она, почему-то смутившись, — я заезжала в магазин, мне нужно было купить ребенку вещи.
— В какой магазин?
— В «Детский мир». На Лубянке.
— Спасибо, — кивнул Дронго.
— Подождите, — раздался голос Оксаны Григорьевны, которая заметила, что Нина сделала движение, намереваясь уйти. Секретарша взглянула на Халуповича, тот кивнул в знак согласия.
— Почему вы оставили девочку одну?
— Я не оставляла ее одну, — возразила Нина, — я уже объяснила, что вчера до десяти часов она была с Олей, а потом я заехала за ней.
— Может быть, Оля рассказала ей о смерти бабушки?
— Она не могла этого сделать, — твердо возразила молодая женщина.
— А сегодня утром? Может, кто-то из сотрудников вашей компании рассказал ей о случившемся? — продолжала настаивать Оксана Григорьевна.
— Никто не мог этого сделать. Я никого не пускала к девочке.
— И тем не менее, девочка ушла с вашего этажа. Когда мы вошли в здание, я обратила внимание, что у правой лестницы есть надпись «Для сотрудников института», а слева — «Для сотрудников компании». Это означает, что правая лестница закрыта для ваших сотрудников?
— Да. Мы спускаемся или на лифте, или по левой лестнице, — сказала Нина, не подозревая о подвохе.