— Через двадцать два года, — поправила его Элга, чуть усмехнувшись, — мы не виделись целых двадцать два года.
— И не удивились, когда он вам позвонил?
— Нет, не удивилась.
— Можно узнать, почему?
— Я часто о нем вспоминала. Часто о нем думала. А он, очевидно, думал обо мне. Мне всегда казалось, что рано или поздно мы обязательно встретимся. Даже если не в этой жизни, то в другой.
— Вы верите в Бога?
— Странный вопрос. Я должна на него отвечать?
— Если хотите…
— Да, я верующая, — с некоторым вызовом сказала она.
— Спасибо. Извините меня еще раз за мой вопрос. Вы помните ваши встречи в Таллинне?
— Конечно, помню, — улыбнулась Элга, — это были лучшие дни моей молодости. Нам было очень хорошо вдвоем. Мы встречались у отеля «Виру» и потом шли через старый город. Он как раз начинается рядом с «Виру». Вы бывали в Таллинне?
Она выговаривала название своего города с двумя буквами «н», как он теперь официально назывался, словно в пику русскому языку используя две согласные «л» и две «н».
— Много раз, — кивнул Дронго, — я вообще любил Прибалтику и особенно ваш город. И неплохо его знаю.
— Спасибо, — ей было приятно, — у нас столько всего поменялось за эти годы.
— Вы встречались с ним в семьдесят девятом?
— Да, Тогда у нас готовились к Олимпиаде. Официально считалось, что она будет в Москве, но у нас проходила олимпийская регата. В городе было полно офицеров КГБ. Я сначала думала, что он один из них. Он работал на какой-то секретной работе, и я думала, что он меня обманывает. Он выглядел тогда таким таинственным, говорил какие-то общие слова, не говорил ничего о своей работе. Он мне тогда очень понравился.
— Вы были не замужем?
— Неужели вы думаете, что он был моим первым мужчиной? — усмехнулась Элга. — Конечно нет.
Она взяла свою сумочку, достала из нее пачку сигарет, щелкнула зажигалкой. Дронго обратил внимание на ее сумочку. Она была от «Селин» и стоила не меньше четырехсот долларов. Женщина закурила и продолжала.
— Я встречалась с парнями, когда еще училась в школе. В девятом классе. А потом у меня был близкий друг, которого призвали в армию. В институте я близко сошлась с нашим молодым преподавателем. Потом вышла замуж уже за другого молодого человека. Когда мы встретились с Эдиком, у меня уже был сын. Мне было тогда двадцать пять, а ему только двадцать три. Он был такой молодой, волосы кудрявые. Он был шатеном. Сейчас в это невозможно поверить, но я не сразу узнала его. Он стал лысым, — рассмеялась Элга.
— Он знал, что вы замужем?
— Конечно, знал. Мы встречались почти целый месяц. Все время, пока он был у нас в Таллинне. Я в него тогда сильно влюбилась. У меня не было еще такого парня. Он был искренним, нежным, каким-то особенно мягким, заботливым в постели. Никогда не ходил в ванную комнату раньше меня. И ухаживал за мной так трогательно. Мне до сих пор больно это вспоминать. Он был такой предупредительный. Наверное, потому, что был такой молодой. Я думаю, что до меня у него было мало женщин. Одна или две. По — настоящему я стала его первой женщиной. Говорят, что у каждого мужчины должна быть в жизни такая женщина. Вот я и стала такой его женщиной. Мне было уже двадцать пять. Я была очень, как это по-русски, миниатюрной.
— И больше вы с ним никогда не виделись?
— Нет, никогда. Я думала, он позвонит, но он не стал звонить. У него были свои проблемы, это был молодой, амбициозный человек. Зачем ему замужняя женщина. Тогда к его услугам было много молодых женщин. Он уехал и забыл меня. А я его не забыла.
Докурив сигарету, она потушила ее в пепельнице. Дронго посмотрел на зажигалку. Она стоила не меньше ста долларов. «Интересная женщина», — подумал он.
— И с тех пор вы не виделись? — уточнил Дронго.
— Нет, с тех пор не виделись. И я ничего о нем не знала. Но подсознательно чувствовала, что когда-нибудь мы увидимся.
— И вы не удивились, когда он вам позвонил?
— Конечно, очень удивилась. Я не думала, что он сможет меня найти. Через столько лет. Он прислал мне, как это сказать, ах да, приглашение, и я оформила себе визу в российском посольстве.
— Кем вы работали, когда познакомились с Халуповичем?
— Лаборанткой, — ответила Элга, доставая вторую сигарету из сумочки. И снова щелкнула зажигалкой.
— Вам было двадцать пять лет, — напомнил Дронго, — а кем работал тогда ваш муж?
У нее чуть изменилось лицо. Выпустив струю дыма, она произнесла ровным голосом.
— Он был водителем у секретаря райкома партии. Тогда у нас еще были райкомы партии, если вы помните, конечно.
— Помню, — улыбнулся Дронго, — вы сказали, что у вас был сын. Сейчас он уже взрослый.
— Да, — оживилась она, — у меня сын и дочь. И двое внуков — дети сына. Я уже бабушка, правда очень молодая.
— И красивая, — добавил Дронго.
— Спасибо, — улыбнулась она, — мы сидим здесь и ничего не едим. Давайте я закажу что-нибудь в ресторане. Пусть нам принесут. А то в мини-баре очень маленькие бутылки. Вчера ко мне приходила одна моя знакомая, мы с ней очень славно посидели в ресторане.
— Здесь хороший ресторан, — кивнул Дронго, — значит, у вас есть сын и дочь. Сколько лет дочери?
— Шестнадцать, — она улыбнулась, — она студентка, у меня есть ее фотография.
Элга снова открыла сумочку и достала фотографию. На ней были двое молодых людей. Молодой человек и девушка стояли в обнимку, глядя в объектив фотоаппарата.
— Это мои дети, — гордо сообщила Элга, — сын ездил к ней в Лондон, она там учится.
— Наверное, хорошо учится?
— Да, очень. Мне вообще повезло с детьми.
Он протянул ей фотографию и, когда она дотронулась рукой до карточки, расчетливо спросил:
— А с кем вам не повезло?
Фотография в ее руках дрогнула. Ощутимо дрогнула. Выхватив у него из рук фотокарточку, она быстро спрятала ее в сумку, словно защищая своих детей от непрошеного внимания.
— Что вам нужно? — мрачно спросила она. — Зачем вы меня мучаете? Кто вы такой?
— Я эксперт по расследованиям преступлений, — пояснил Дронго, — и у меня не очень приятная для окружающих профессия. Иногда мои вопросы приводят людей к нервному срыву, иногда доводят до слез. Но моя работа такова, что я должен задавать вопросы и получать на них ответы. Моя главная задача — видеть и слушать. Причем, слушать так, чтобы услышать то, что мне нужно.