Чеченский след | Страница: 24

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— О господи, с нами крестная сила, — перекрестился он. Посмотрел на меня, погрозил почему-то пальцем и добавил завывающим голосом, кажется, из Библии: — «И разверзлись хляби небесные!..»

Как раз в этот момент ударила молния, машины заверещали еще усерднее, так что получилось очень эффектно, даже, пожалуй, слишком.

Но благодаря блеску молнии я успел увидеть свою машину, которая не визжала и лампочками не мигала; с ней, к счастью, ничего не случилось. Она напоминала мне породистого жеребца, который спокойно стоит в стойле, в то время как остальные лошади вокруг ржут и беснуются. Я вспомнил, что еще не успел ни установить сигнализацию, ни застраховать автомобиль. Ну и ладно, вряд ли кто в такую ночь осмелится что-то с ним сделать.

На улицу уже высыпали беспокойные автолюбители вроде меня и многие высовывались из окон. Мой сосед махнул рукой и пошел домой — спать. Я, постояв немного под ливнем, последовал его примеру.

Но спать уже расхотелось. Я зашел на кухню, сварил кофе, закурил сигарету, уселся перед компьютером и залез в Интернет — искать информацию о Мамеде Бараеве. Честно сказать, я не так давно пользуюсь Всемирной информационной паутиной, чтобы ощущать себя опытным пользователем, так что на различные поиски у меня ушло довольно долгое время. Но, в общем, я был доволен и собой, и полученной информацией. В половине пятого утра, уставший, я с чистой совестью и сознанием выполненного долга лег спать.

Выспаться мне не удалось. В половине восьмого конечно же зазвонил телефон.

Еле продрав глаза, я потянулся за трубкой, задев рукой будильник, который полетел на пол и сразу затрезвонил еще сильнее, чем телефон. Я проснулся окончательно, спустил ноги на пол, выключил будильник и, наконец, взял трубку.

— Алло! — Голос со сна у меня был довольно хриплый, я прокашлялся и повторил: — Слушаю!

В трубке раздался голос Турецкого:

— Что, разбудил? Ну извини, перезвоню чуть позже. Забыл про время.

— Что ты, Александр Борисович, — запротестовал я. — Все равно я уже проснулся. Кроме того, мне необходимо с тобой посоветоваться!

— Я так и понял. Алена передала, что ты вчера звонил.

Я действительно хотел задать Александру Борисовичу несколько вопросов по своему делу.

— Алена?

— Ну да, моя новая секретарша, — не без хвастовства в голосе произнес Турецкий.

— Ясно, — протянул я. — Как тебе ночка-то сегодняшняя?

— Это ты в каком смысле? — насторожился Александр Борисович.

— В прямом, — недоуменно объяснил я. — Гроза, говорю, как?

— Ах, гроза? Разве было что-то особенное? Не, я ничего не заметил. Заработался…

— Ничего себе не заметил, ураганище такой.

— Да, а мне показалось, что только дождик чуть-чуть покапал.

Да, это похоже на Турецкого. Однако слишком много забот, чтоб о погоде беседовать.

— Александр Борисович, поговорить бы надо. Ты как сегодня, свободен?

— Э-эх, а что, долгий разговор?

— Ну не знаю, — замялся я. Отрывать его от дел было, конечно, нехорошо, но другого выхода у меня не оставалось. Хотя в принципе, может, и стоит попробовать все сделать самостоятельно. Но что-то подсказывало мне, что дело здесь слишком серьезное. Вполне возможно, что и к Грязнову, начальнику МУРа, обратиться придется. Еще хорошо, что у меня имеются такие друзья.

Турецкий сам прервал мои размышления.

— Ладно, — произнес он. — Все с тобой ясно. Подъезжай тогда сегодня ко мне примерно к половине шестого. На работу, естественно. Дорогу-то еще не забыл?

— Издеваешься? — мрачно ответил я. Значит, до половины шестого сдвинуть дело с мертвой точки не удастся.

Похоже, Турецкий понял мою проблему:

— Хотя нет, часикам к трем я должен освободиться. Минут так на сорок.

— Отлично! — обрадовался я. — Значит, к трем.

Мы попрощались, и я пошел готовить себе завтрак. Впрочем, завтрак — это слишком громко сказано для кусочка хлеба, намазанного маслом, и кружки дымящегося, изумительно пахнущего, настоящего кофе, который мне привезли из-за границы. Просто не могу ничего в себя впихнуть утром — видимо, привык еще со школы, когда приходилось выбирать — разогревать себе завтрак или поспать лишние двадцать минут. Как вы догадываетесь, я жертвовал едой. Несмотря на это, выспаться мне тогда ни разу так и не удавалось. Равно как не удавалось это и потом.

Я достал сигареты. Пачка оказалась пустой. Видимо, все выкурил, пока сидел ночью за компьютером. Надо сказать, Интернет особенно способствует курению. Что делать — я могу обойтись утром без завтрака, но не без сигареты. Тоже школьная привычка. Шутка, конечно.

Я спустился на улицу. Последствия были не такие ужасные, как после урагана трехлетней давности. Особенно это было заметно по моей машине — с ней ничего не случилось, напротив, она стояла свеженькая, со всех сторон вымытая дождем. И никаких поваленных деревьев или столбов. «Все мельчает, — подумалось мне, но я сразу себя одернул. — Стареешь, Гордеев, скоро ты начнешь говорить, что и женщины раньше были не те…»

Я купил в киоске пачку «Житана» и отправился на работу: ее пока еще никто не отменял.

У Турецкого я был без десяти три. Новая секретарша (однако здорово Турецкий поднялся в глазах начальства, раз ему выделили персональую секретаршу) не пустила меня в кабинет, заставив торчать в приемной. Но я был совсем не против, тем более что она угостила меня кофе — поистине божественный напиток, особенно когда его принимаешь из рук такой красавицы.

— Вас, кажется, зовут Алена. — Я начал было пускать в ход все свое обаяние.

— И не старайся, Гордеев, — раздался насмешливый голос Турецкого. — Извини, что не опоздал.

Мы вошли в кабинет.

— Почему бы это мне не стараться? — спросил я, имея в виду его предпоследнюю фразу.

— Потому что нехорошо переманивать секретарш у старших товарищей, — ухмыльнулся он. — Особенно если хочешь, чтобы они и впредь внимательно тебя выслушивали. — Он посерьезнел. — Рассказывай, что там у тебя.

С моего лица тоже сошла улыбка. Я рассказал ему о вчерашнем визите Елены и о своем последующем разговоре с Ковалевым.

— Ковалев, говоришь, — задумался Турецкий. — Знаю я его. Как-то доводилось встречаться.

— Правда?

— Представь себе. Довольно мерзкий тип. Чем-то раздражает, а чем — непонятно.

— Вот-вот, — покивал я. — У меня о нем такое же впечатление.

— Я знал, конечно, что он ведет двойную игру, но не думал, что он вот так без стеснения рассказывает об этом адвокатам своих обвиняемых, — продолжал Турецкий. — Видно, не показался ты ему, Юра. Не внушил опасений.

— Я его не пугать приходил.