Позже Елене Александровне рассказали, как Тимошка, уже очень слабый, с температурой под сорок, встал с постельки, взял со стула мамину кофту, обнял ее, прижал к себе и залез с ней обратно под одеяло. Фельдшер «скорой помощи» увез малыша в больницу вместе с этой кофтой. Тимошка так и не выпустил ее из рук, цеплялся за нее изо всех сил, словно это и была его желанная мама…
С тех пор прошло много лет, и никто, даже самые близкие знакомые, никогда бы не подумали, что такая сильная, волевая и бесстрашная женщина, какой была Елена Александровна Мартемьянова, всерьез мучается мыслью, что Бог наказал ее, забрав младшего ребенка, потому что она несправедливо и жестоко искалечила жизнь невинной старой няньки, единственной виной которой оказалась ее тихая и никому не причинявшая вреда вера…
Когда Мартемьянова вспоминала эту историю, убежденность в существовании неких «законов природы», по которым живет она и такие, как она, существенно ослабевала.
Елена Александровна не могла понять, где ошиблась, где оступилась, в какой момент повернула с прямой дороги в сторону?
Когда ее жизнь, так красиво и весело начинавшаяся с искреннего желания осчастливить все человечество, превратилась в сплошной клубок лицемерия?
Она всегда была целеустремленной и амбициозной. Лидером быть не стремилась, но старалась во всем оказываться лучше всех. В школе она училась только на «отлично», потому что с первого класса сохраняла вид киношной отличницы: красивый почерк, чистые тетради, отутюженные кружевные воротнички и манжеты. Видя такое усердие, учителя старались ее подтягивать до отличной отметки. Да в общем-то и подтягивать особенно не приходилось: Лена Мартемьянова всегда знала тему назубок, а о домашних заданиях не стоило и спрашивать, они всегда были подготовлены.
Родители души в ней не чаяли. Она была поздним и единственным ребенком.
Лена любила принимать участие во всяких внеклассных мероприятиях, на которые так богата была советская школьная система. Утренники, воскресники, игры «Зарница», какие-то «Спортландии», торжественные линейки, политинформации, «ярмарки солидарности», олимпиады по разным предметам, – Лена всюду старалась быть командиршей и заводилой. Любила, когда возглавляемая ею команда занимала первое место. Приз – конфеты или книжки – делила по совести на всех, но грамоты и почетные листы забирала себе. Они висели в рамках под стеклом, украшая собой ее комнату.
Лена любила спорить, проявляя при этом такое упрямство, что даже учителя остерегались иной раз с ней заводиться. На всю жизнь она запомнила, как однажды ей удалось убедить учительницу, будто Валерий Чкалов разбился уже после войны, а во время Великой Отечественной он воевал с немцами. Самое смешное, что уже в пылу спора Лена вдруг вспомнила, что учительница права и легендарный летчик Валерий Чкалов до Великой Отечественной не дожил. Но отступать на попятный сочла делом недостойным.
Семья их жила скромно и, как любил подчеркивать отец, честно. Родители зарабатывали неплохо, но по привычке все тратилось экономно и только на еду, остальное – на книжку. Копили для детей, для внуков.
На праздники – 7 ноября, 1 мая – собиралось веселое застолье, приходили друзья родителей, такие же рабочие семьи. Мужчины выпивали, женщины хором пели «Подмосковные вечера» и «А я люблю женатого…». После праздников со смехом и незлобивыми попреками разводили подвыпивших мужей по домам. Но безобразного пьянства с мордобоем Лена в своем доме не видела. Все было чинно.
– Нельзя трудовому человеку после работы не выпить, – говорил отец.
На упреки жены любил отвечать:
– На свои пью, не на чужие.
Родители были беспартийными, но отец, успевший в конце войны попасть на фронт, до конца жизни оставался незыблемым сторонником Сталина, и даже во времена хрущевской «оттепели» знаменитая фотография генералиссимуса в маршальском мундире и в орденах не снималась со стены.
Любимыми фильмами той поры были «Девчата» и «Весна на Заречной улице», эталоном мужской красоты считался, разумеется, Николай Рыбников.
Родители мечтали, чтобы дочь училась в институте.
– Нам с матерью выучиться война помешала, – говорил отец. – Время было трудное. А теперь молодым грех не учиться. У них все есть.
Мать хотела, чтобы дочь стала учительницей, прямо как в фильме «Весна на Заречной…».
Когда Лена училась в девятом классе, ее избрали секретарем школьной комсомольской организации. Она с удовольствием взялась за дело. Успешно проводила школьные вечера, собрания, торжественные встречи с ветеранами, добилась от обкома комсомола разрешения открыть в школе музей Великой Отечественной войны, сама собирала экспонаты: награды, фотографии, ржавые немецкие и советские каски… Для поиска экспонатов организовала отряд «Поиск», с которым на каникулах ходила в походы по окрестным партизанским лесам.
После окончания школы она пробовала поступить в мединститут, но провалила химию и еще год проработала в родной школе пионервожатой. На следующий год снова поступала и снова срезалась. Привыкшая всегда одерживать победу, это первое крупное поражение Лена восприняла болезненно. Но в это же время она принимает первое стратегически правильное решение: бросает школу и идет работать на завод.
Мама умоляла: «Дочка, ну зачем тебе сдался этот завод, где одни мужики пьяные? Неужели ты матерщины ихней не слышала? Решила работать, так иди хоть к нам на швейную фабрику».
Но Лена настояла на своем. В итоге через год она стала освобожденным секретарем заводского комитета комсомола. На фоне вечно грязных, хмельных работяг идейная, вышколенная девушка не могла долго застояться в рабочем цеху.
У нее теперь был свой кабинет с телефоном рядом с кабинетами руководства завода и своя сфера деятельности: шефство над заводской многотиражкой. Там она и познакомилась с начинающим репортером Валерой Мартемьяновым, за которого через некоторое время вышла замуж. Свадьба была модной, комсомольской и безалкогольной, без мещанского платья с фатой и шаферов с нелепыми красными повязками через плечо.
Так началась ее политическая карьера. Сообразительную девушку вскоре заметили в районном комитете комсомола и предложили перейти на работу к ним.
В райкоме она стала заведующей отделом по работе с рабочей молодежью. Тогдашнего первого секретаря Ивана Николаевича, в быту Ванечку, считали круглым идиотом и потому боялись. Несмотря на свой комсомольский возраст, он был толст и практически лыс, на собраниях молчал и задумчиво ковырял в носу или ходил по кабинету со свернутым в трубочку журналом «Огонек» и бил мух.
Про Ванечку ходил слух, будто он не умел разговаривать до семи лет, потому что в детстве переболел менингитом. Теперь Елена Александровна уверена, что идиотом Ванечка успешно прикидывался, понимая, что с дурака и взятки гладки, но тогда она искренно полагала, что Ивана Николаевича следовало бы поместить под стеклянным колпаком в Палату мер и весов, чтобы секретарь мог служить эталоном глупости. Зато Ванечка имел талант устраивать для областного руководства расчудесные комсомольские слеты с шашлыками, танцами, сауной и ночными купаниями.