"Господи, за что ты меня наказал? За что, за какие грехи заставил пережить такое? Разве я была плохой? Я всю жизнь трудилась, работала, училась, делала все честно и в полную силу. Я ни минуты не сидела без дела, я заботилась не только о своих родителях, муже и сыновьях, я заботилась и о Бэллочке, и об Иринке, даже не представляю, как у меня хватило сил и времени на всех, но ведь хватило же! Господи, ты дал мне силы на все это, значит, ты тоже считал, что я поступаю правильно. Так в чем же я провинилась? Неужели это расплата за ТО? Но ведь тогда никто не умер, тогда речь не шла о смерти человека. Неужели ты действительно считаешь, что я совершила страшный грех, за который должна расплатиться? Хорошо, пусть так, но почему Ксюша? Почему ты лишил ее жизни? Если это и был грех, то мой, а не ее. Ты мог бы сделать меня калекой, наслать на меня паралич, слепоту, проказу - я бы все поняла и приняла. Но ребенка ты за что наказал?"
Откуда-то издалека донесся до нее голос Инны:
- Натка, у тебя сегодня день рождения…
Она с трудом повернула голову, долго собиралась с силами, чтобы заставить губы шевелиться. Лицо Инны в обрамлении черного шарфа - они только что вернулись с кладбища, сегодня девять дней, как умерла Ксюша - показалось ей кукольным и каким-то ненастоящим.
- У меня больше никогда не будет дня рождения, - скорее прошелестела, чем произнесла Наташа.
* * *
- Мне нужен человек, имеющий доступ к информации.
- Но у тебя же есть связи в любом ведомстве. Почему я? Зачем тебе нужен именно я?
- Мне нужен свой человек. Такой, которому я могу доверять и который меня не подведет. Тебе все равно давно пора идти на повышение. Это очень хороший вариант.
- Я… не могу.
- Что значит, ты не можешь? Почему?
- Не хочу.
- Разве я спрашиваю тебя, хочешь ли ты? Я ставлю тебя в известность о том, что мне нужно. Оглянись на свою жизнь. Каждый раз, когда ты делал то, что хотел, получалось черт знает что. Твои желания меня больше не интересуют.
- Ты не можешь меня заставить.
- Могу. И заставлю.
Он почти не волновался, подходя к дому, адрес которого узнал всего полчаса назад. А чего волноваться-то? Не убьют его здесь, и не съедят. Он же ничего плохого не делает, и денег не просит. Он хочет только одного: чтобы Мишин папа заступился за своего сына. Потому что больше некому за него заступиться. И неважно, что Миши уже нет в живых. Память тоже нужно защищать, ее нужно беречь и поддерживать. Его так в школе учили.
Вот и дом 8 по улице Лесной. Покосившийся забор, облупившаяся краска на доме, бестолково бегающие курицы, из полуразвалившегося сарая доносится повизгивание и хрюканье. Калитка не заперта, но Руслан не посмел войти без разрешения.
- Здравствуйте! - звонко крикнул он. - Хозяин дома?
На крыльце появилась худощавая женщина в накинутом на плечи платке, рядом семенил карапуз лет пяти, которого женщина крепко держала за руку.
- Тебе чего, мальчик?
- Мне нужен Колотырин Степан Иванович. Он здесь живет?
- А зачем он тебе?
- Мне очень нужно. По делу.
- По какому такому делу? Тебя кто прислал? Федосеич, небось?
Лицо женщины перекосилось, словно от боли, и она внезапно начала кричать:
- Покоя нет от этих алкашей! Никак не уймется, проклятый! Только-только из ЛТП вернулся, так нет же, опять приваживают, опять к бутылке тянут, совести у них нету, еще и мальцов подсылают! Гниды! Паразиты! Проваливай отсюда, и Федосеичу своему передай: еще раз увижу его рядом со Степаном - топором зарублю.
- Я не от Федосеича, - Руслан постарался крикнуть погромче, чтобы женщина, оглушенная собственным голосом, его услышала. - Я сам по себе. Я из Камышова приехал.
Женщина внезапно успокоилась и замолчала, лицо ее приобрело выражение задумчивого любопытства.
- Из Камышова? И зачем тебе Степан Иванович? По какому делу? - спросила она уже совсем ровным голосом.
Руслан к разговору готовился заранее, и все слова, которые он собирался произнести в этом доме, он проговаривал мысленно шепотом неоднократно. Правда, он был уверен, что слушать эти слова будет сам Степан Иванович, а не его жена, но в конце концов, какая разница? Для Степана Ивановича он их снова повторит.
- В Камышове жил один человек, очень хороший, добрый. Самый лучший на свете. Его убили и сказали, что это была пьяная драка, что тот человек сам первый начал хулиганить и приставать. А я знаю, что этого не может быть, он никогда не хулиганил и ни к кому никогда не приставал. Но мне никто не верит, потому что я маленький. Я хочу попросить Степана Ивановича, чтобы он пошел в милицию и заступился за Мишу. Пусть он им скажет, какой Миша был хороший.
- А что за Миша? - брови женщины недовольно сдвинулись. - Тоже собутыльник, небось?
- Что вы, Миша никогда не пил, даже в рот не брал.
- Откуда ж у Степана такие знакомые, которые в рот не берут? - недоверчиво усмехнулась женщина. - У него все больше алкаши в дружках ходят. Ты не напутал, мальчик? Может, тебе не мой Степан нужен, а другой какой?
- Колотырин Степан Иванович, - твердо произнес Руслан. - Одна тысяча девятьсот тридцать пятого года рождения. В тысяча девятьсот шестьдесят первом году он учился на курсах механизаторов в Новокузнецке.
- Точно, было такое, - чуть удивленно подтвердила женщина. - Ездил он на курсы в Новокузнецк. А Миша-то этот, за которого ты хлопочешь, он кто тебе? Отец?
- Нет, он мой дядя. Степан Иванович должен его помнить, - соврал Руслан. Хоть ему всего четырнадцать, но мозгов-то хватает, чтобы сообразить: не нужно жене Колотырина вот так, с бухты-барахты объявлять, что у ее мужа есть еще один сын, внебрачный.
- Ладно, - вздохнула женщина, - заходи. Спит он. Будить станешь или подождешь, пока сам прочухается?
- Если можно, я бы разбудил, - вежливо сказал Руслан. - А то мне еще обратно в Камышов возвращаться. Автобус в семь двадцать пойдет, мне надо на него успеть, потому что следующий только в десять, а это очень поздно, мама будет волноваться.
- Ишь ты, заботливый какой, - хмыкнула жена Колотырина, как показалось Руслану, неодобрительно. - Ну иди, буди своего Степана Ивановича, только будет ли толк… В зале он.
Сняв на крыльце старенькие спортивные тапочки, Руслан осторожно вошел в дом. В тесной комнате, высокопарно называемой "залой", на кровати лежал мужчина и оглушительно храпел. Колотырин явно не считал бритье обязательным ежедневным ритуалом, и его заросшее недельной щетиной лицо казалось страшным и черным. Впервые за последние недели Руслан по-настоящему испугался. Надо же, ведь ничего не боялся, когда ездил по поселкам и райцентрам, искал тех, кто учился вместе с его мамой в Новокузнецке и мог знать, с кем она тогда встречалась. Не боялся, когда, получив смутное указание на "парня с курсов механизаторов", отправился искать тех, кто на курсах учился. Не боялся даже еще сегодня утром, когда, дождавшись, пока мама уйдет на работу, побежал на автобусную станцию и отправился сюда, в поселок, пришел в поселковый совет и узнал адрес Колотырина. А теперь вдруг испугался…