Получив от Филиппа сведения о первом нападении, Александр Борисович решил, что такой «мелочевкой» дело не кончится. И тут — права Люся — вполне возможен вариант нападения на Дину Петровну, что конкретнее и действеннее всяких уговоров и устрашений.
Он тут же перезвонил Дине в университет, но ему ответили, что она уже ушла. И вот это было очень скверно.
Работала она в педагогическом университете, который находился где-то рядом с Таганской площадью и, соответственно, со станцией метро. Дина говорила, что там буквально два шага. И если она уже ушла, то, вероятно, уже едет в метро по кольцу до «Парка культуры». А оттуда она обычно добиралась троллейбусом. И остановка ее находится как раз возле того места, где, по словам Фили, было совершено нападение на Людмилу.
Место удобное, проспект широкий, водители, как правило, ездят, словно сумасшедшие, вечно торопятся, впереди у них длинный проспект Вернадского. А народ — непослушный, долго ждать не любит, и бежит, не обращая внимания на светофоры. Трудное, короче говоря, место, а вот милицию здесь Александр Борисович как-то мало здесь замечал, хотя проживает в своем районе второй десяток лет.
Странно, что Дина, уходя с работы, не позвонила ему, как договаривались. Умная она женщина, но беспечная. Если уж вбила себе в голову, что никому не нужна, никакая опасность ей не может угрожать, что называется, по определению, значит, и будет поступать в соответствии со своими убеждениями, и хоть кол теши. На ее славном затылке, где так заманчиво, черт побери, покачивается тяжелый узел густо-пепельных волос. Наверное очень приятно вдыхать их запах, собрав в обе ладони… Надо же, какие мысли!..
Садясь в машину, Александр Борисович позвонил ей на мобильный. Отозвалась, но был слышен сильный фоновый шум. Очевидно, ехала в метро.
— Здравствуй, ты где? — Турецкий сразу взял быка за рога, некогда заниматься любезностями.
— В метро, а что случилось? — никакого беспокойства в голосе. И сам вопрос — словно для проформы.
— Ничего… пока. Скажи, ты дальше от «Парка» поедешь троллейбусом?
— Да, как обычно. А что?
— Можешь меня у метро подождать?
— Зачем, давай прямо у дома встретимся. Я там буду минут через двадцать, может быть, чуть больше.
Турецкий понял, что не успевает даже с этим «может быть». А почему он зациклился на этом проспекте, и сам объяснить не смог бы, но — тревожило что-то, и все! Но пугать он Дину не хотел. Значит, оставалась вся надежда только на Филиппа. Вот только где он сейчас?
— Ладно, ты не торопись, езжай домой, как обычно, но почаще посматривай по сторонам. Особенно, когда проспект переходить будешь. Ты обещаешь?
— Хорошо, Саша, если для тебя это очень важно… хотя я ничего не понимаю… А с Людой все в порядке?
— Да, да, нормально, не волнуйся.
Он отключился и немедленно перезвонил Агееву.
— Филя, ты где?
— На пути к вашему дому, а что?
— Там Динка едет, а я не успеваю. Можешь меня крепко выручить?
— Что надо сделать? — спокойно спросил Филя.
— Она сядет у «Парка» на троллейбус и выйдет у «Третьей Фрунзенской». Вот тут ее надо и встретить, а я еще далеко нахожусь.
— Так в чем причина?
— В том, Филимон ты мой прекрасный, что все бабы — порядочные вороны! Даже самые лучшие из них, ну, самые умные и ответственные, и те никогда не смотрят себе под ноги, и куда уж там — оглядываться… или хотя бы по сторонам посмотреть, прежде чем дорогу перейти! Обязательно окажется какая-нибудь машина! Ой, Филя!.. Слушай, так ты можешь сделать мне личное одолжение?
— Знаешь, как говорят в Одессе? Чтоб я был такой умный вчера, как моя Рива сегодня!
— Филя, кончай острить! Ты пойдешь или нет?
— Таки я вже давно иду обратно, — врастяжку, с красивым акцентом сказал Филя. — А что я буду с этого иметь? Ну, с твоего одолжения?
— А что ты хочешь? Чтобы моя благодарность легла на внушительную материальную основу?
— Ну, хоть чайку-то заварите — за целый день?
— Так ты ж за рулем.
— Ты глухой? Я тебе — про что? А ты мне — зачем?
— А-а, в этом смысле? Разумеется.
— Ну, так я машинку могу и оставить — до утра. Зачем она мне ночью, правильно? Когда такси есть… Да, ты не помнишь тот анекдот про бабу с ребенком? Ты ж, по-моему, сам и рассказывал. Ну, она идет, а мужик на телеге едет и говорит: «Садись, подвезу». А та — ни в какую! Говорит, мол, приставать будешь, а у меня ребенок на руках. А он — ей: «Тем более, зачем приставать, если у тебя ребенок на руках?» А она ему: «Так я его положу».
— Я понял тебя, проказник! — рассмеялся Турецкий. — С этого все и начинается… Ладно, уж чай-то я тебе гарантирую, только держи ребенка под мышкой.
— Хм, хорошо устроился, — ухмыльнулся Филипп. — В чужом доме, как у себя… Молодец. Ладно, не волнуйся…
Но волноваться, как вскоре выяснилось, пришлось не Турецкому, а самому Филиппу Кузьмичу.
Он на всякий случай позвонил Люсе и спросил, как у нее дела. Та ответила, что все в порядке. Филипп сказал, что сейчас встретит Дину Петровну, потом подъедет Александр Борисович, и они втроем подойдут, чтобы обсудить завтрашний день. Намечаются кое-какие мероприятия…
Филя вернулся к проспекту и пошел к пешеходному переходу, отмеченному «зеброй».
В это время к остановке на противоположной стороне проспекта подкатил троллейбус. Из него начали выходить пассажиры.
Филя посмотрел налево, машины с дальнего перекрестка только тронулись, а на светофоре зеленый свет. Значит, поток пойдет плотно. И еще ему показалось, что на противоположной стороне, у остановки, от которой тронулся троллейбус, он увидел стройную фигурку Дины Петровны с ее характерной, запоминающейся пепельной прической. На раздумья оставались секунды, ибо поток слева приближался. И Филя решился-таки сократить расстояние между собой и Диной, чтоб хотя бы таким образом контролировать ее передвижение.
Он ловко и стремительно, почти перед носами приближающихся машин, перебежал свою часть проспекта и остановился у осевой полосы. И тут же за спиной у него с ревом промчалась первая, тесная группа автомобилей. За ней транспорт двигался вразброд, но тоже достаточно густо. Естественно, что с того места, где он только что находился, ему было бы практически невозможно увидеть, что происходит на той стороне проспекта.
Да, это была Дина Петровна. И вела она себя, по точному определению Александра Борисовича, именно как ворона из басни. Ну, та, что с сыром в зубах.
Еще горел для транспорта зеленый свет, неслись мимо нее машины, и аналогичный поток из центра, со стороны «Парка культуры», не утихал, но женщина, не глядя по сторонам, уже пыталась совершить некие телодвижения. Вся ее выразительная фигура представляла собой яркий образ нетерпения, которому кто-то специально мешал перейти достаточно широкий проспект. И это обстоятельство так и подталкивало женщину поскорей сойти на проезжую часть. А нормальные пешеходы стояли. И смотрели налево, ожидая, когда проскочат последние машины.