Возле дома они носом к носу столкнулись с подъехавшим Турецким. Тот только взглянул на идущих ему навстречу, особенно на Филю, как сразу все понял. И даже расспрашивать не стал. Сказал, что сейчас заскочит домой и принесет гель какой-то редкий, который ему прислали из Штатов, когда он занимался собственными ранениями и контузией. Против этого Филя не возражал. Как не возражал бы и против хорошего стакана коньяка. Вот прямо так и сказал.
Дина ужаснулась, она никогда не держала в доме коньяк, это еще у мужа… когда-то. Но теперь-то — откуда? Турецкий ее успокоил. Не надо волноваться, сейчас он все необходимое принесет. Коньяк требуется для того, чтобы немедленно снять стресс. А стрессовое состояние, как известно, наступает после того, как проходит шок, когда человек еще ничего не осознает. А потом он начинает сознавать, чем могло кончиться, и в голове у него заводятся самые натуральные тараканы. Так вот, чтобы ничего такого не случилось, надо обязательно выпить бутылку коньяка.
— Вернее, две, — проскрипел древним стариком Филя, чем сумел-таки рассмешить слишком серьезно все воспринимавшую Дину Петровну…
Филипп стал «героем дня».
Когда Дина узнала от поспешившей похвастаться перед матерью Люси о том, как Филипп Кузьмич пресек попытку двух отморозков, которые угрожали ей расправой, уже одному только взгляду хозяйки, брошенному ею на Агеева, мог бы искренне позавидовать даже самый независтливый человек на свете.
Но Александр Борисович и не собирался причислять себя к равнодушным типам, особенно когда объект его пристального внимания вдруг, на его же глазах, кардинально меняет ориентацию. Нет, у него вовсе не было разумных возражений против того, чтобы женщины смотрели на своего спасителя — в самом непосредственном и натуральном смысле этого слова, — с явно повышенным восхищением. Вот, что бывает, когда в доме нет своего мужчины… Но ведь, если взглянуть на предмет обсуждения с другой стороны, то и Александр Борисович был некоторым образом причастен к данным событиям. Кто все это предугадал, предусмотрел и предупредил? И если б не его предвидение, то неизвестно еще, как оно могло бы еще повернуться. А с другой стороны, окажись он на месте Фили там, посреди проспекта, сумел бы он повторить Агеевский форс-мажорный вариант? И вынужден был честно себе ответить, что нет. И уж если Филя жалуется — а он не валяет дурака, это в самом деле так, — то ему, Турецкому, сам Бог запретил бы подобные эксперименты. Так что надо смириться и… и чего? И жить дальше. Тем более что Ирка, зараза этакая, ни за что не желала верить, что пара бутылок коньяка из бара предназначена исключительно для лечения Филиппа Кузьмича, а вовсе не для каких-то подозрительных и определенно распутных целей.
Турецкий до того разошелся в своем негодовании, что предложил жене немедленно отправиться вместе с ним двумя этажами выше, чтобы убедиться в своей глубокой и оскорбительно обидной неправоте. И он показался себе настолько убедительным в своем возмущении, что даже подумал: уж не переборщил ли? А то ведь Ирка возьмет, да и последует совету! Что было бы лишним. Но жена оказалась умнее. Она показала Шурику язык и, состроив уморительно саркастическое выражение на лице, категорически отвергла его нелепое предложение: нет, сами разбирайтесь с вашим божьим одуванчиком, братцы козлики!
Тут следовало всерьез обидеться, — не конкретно, а вообще, в принципе! — что Александр Борисович и поспешил сделать, видя любую свою задержку дома как удобный повод для Иркиного извинения и дальнейшего примирения. Хотя и ссоры, как таковой, вроде не было. Разве что недопонимание, но это в современных семьях — в порядке вещей. Ну, и начнется: ладно там, не обижайся на шутку… А следом: скажи честно, ты меня еще любишь? — и пойдет, покатится… А там люди ждут. И, главное, драгоценное время уходит! Что ни говори, но ведь действительно предотвращены две попытки совершения уголовных преступлений! И это был очень серьезный аргумент против Иркиного «остроумия». Нельзя было останавливаться, требовались срочные дальнейшие действия…
Итак, Филя выслушивал бесконечные дифирамбы в свой адрес и охотно чокался дармовым коньячком. Саша, мягко говоря, ревновал приятеля и сослуживца к той славе, на которую определенно рассчитывал сам. И всем было весело, поскольку опасности отпали. Так считали женщины — в смысле, мать и дочь. Мужчины острили и смеялись, но — за компанию. Они-то прекрасно понимали, что, начав охоту, этот сукин сын Базыкин уже не остановится. А остановить его надо было, поскольку болтовня и дешевые угрозы кончились и дошло до серьезных вещей.
Теперь уже можно было говорить открытым текстом, ничего не скрывая от Дины и Люси. Они должны были ясно представлять себе происходящее.
Откуда появились братки — трудовые мигранты, было понятно. Со стройки, которую ведет фирма Базыкина в Раменках.
Откуда взялась машина, которая вполне могла сбить Дину, пока непонятно, но связь со стройкой тут тоже определенно прослеживалась. Причем, что характерно, оба действия производились практически одновременно. Значит, исполнители никак не рассчитывали на то, что у их «клиентов» может оказаться защита. А так одно наезжает на другое, и между двумя событиями вроде бы нет никакой связи. Но только для дурака. А они, видать, и не рассчитывали на умного, откуда его взять двум недалеким дурочкам?
Что касается самой машины, то уже из одного того, что успел заметить Филипп, можно было предположить, что преступление готовилось. Машина, скорее всего, числилась в угоне либо хозяин еще не успел заявить об этом в милицию. И ее надо искать где-нибудь поблизости. «Десятка», хотя и выглядела грязной, и с явно замазанным номером, была все-таки новенькой, а собственные машины на такие дела обычно не бросают. Значит, угнали. Надо проверить по данным об угонах за последние два-три дня, не больше. Это одноразовая акция.
Далее. За Диной определенно ведется визуальное наблюдение.
И, кстати, водитель «Лады» должен был твердо знать, где пройдет Дина и, больше того, знать, как она ходит. Вот, что главное! Значит, либо он, либо его помощник следил за ней. Возможно, и не раз. Маршрут определенный, время — тоже. Во дворе или на малой дорожке сбить ее он не сможет. Народу всегда много, да там и не особо наедешь. Возле своего университета, как сказала сама Дина, она нигде через проезжую часть не переходит. Только у метро, но там — вечные пробки. У «Парка культуры» — та же самая картина. К остановке троллейбуса не надо переходить улицу. Значит, из всех удобных для наезда мест остается лишь Комсомольский проспект, и то в момент возвращения Дины с работы. Узнать же, когда она возвращается, несложно: в университете наверняка висит расписание, где она читает лекции и когда, в котором часу, они заканчиваются.
Могла ли видеть своего преследователя Дина? Конечно, могла. Но не видела. А это уже — упущение Александра Борисовича. Филин легкий упрек Саша признал совершенно справедливым.
Самое интересное заключалось в том, что Дина чрезвычайно удивилась, когда сыщики легко, словно играючи, разобрали и разложили эту «картинку» перед ней. Ну да, конечно, изумлению не было предела, хотя логически все здесь верно.