Умар прищурился и некоторое время молча и пристально разглядывал Борового.
— Ну, допустим, — сказал он наконец. — Что дальше?
— Мне нужны твои люди, Умар. Те, которые готовы пойти на смерть. — Боровой помолчал и тихо прибавил: — Смертники.
— Гм… — Умар задумчиво почесал пальцами покрытую черной густой щетиной щеку. Усмехнулся. — Значит, тебе нужны мои люди. Понятно. Хочешь… как это говорят у русских?
Он поглядел на Аслана.
— Загрести жар чужими руками, — подсказал тот. Умар кивнул:
— Вот-вот. — Он перевел взгляд на Антона. — А что же твои люди? Они не готовы умереть за идею?
«Мои люди — это люди, а не черномазые животные», — подумал Боровой. А вслух сухо сказал:
— Мы встретились не для того, чтобы обсуждать моих людей. Я предлагаю тебе сделку и плачу наличными. Это легкие деньги, Умар. Ты сделаешь то, что задумал, но там и тогда, когда я скажу. Только и всего.
— Только и всего, — повторил Умар. — По-твоему, это легко сделать? Это твои пацаны в игрушки играют, а у меня серьезное дело.
Взгляд Борового похолодел.
— Так не торгуются, Умар.
— А кто сказал, что я с тобой торгуюсь?
— В таком случае, мне с тобой не о чем говорить. Боровой привстал со стула, но Умар резко сказал:
— Сядь. — И добавил уже более мягким голосом: — Сядь, Антон.
Боровой сел. Некоторое время Умар сидел молча, лишь хмурил брови и поджимал губы — явно боролся с гневом. Когда он заговорил, голос его снова звучал спокойно и рассудительно.
— Ты пришел ко мне в гости и хамишь мне, — сказал Умар, сверля Борового черными, как ночь, глазами. — А ты не думаешь, что я рассержусь и прикажу выпустить тебе кишки?
Боровой медленно покачал головой:
— Нет, не думаю. Ты не дурак, Умар. Хоть и хочешь им казаться. Мои люди знают, где я. Если я не вернусь, они спалят твой кабак к чертовой матери.
— Я могу порезать и твоих людей.
— Можешь. У тебя длинные руки, но до всех они не дотянутся. Ты наверняка слышал, что мы — не простые скины. Мы серьезная сила и серьезная угроза для тех, кто хочет быть нашим врагом.
— Ты говоришь как взрослый человек, Антон. Мне это нравится. Но то, что ты предлагаешь, слишком трудное дело.
— Я что, мало плачу? — спросил Боровой. — Сколько ты хочешь?
— Дело не только в деньгах. Мне нужно будет согласовать все с серьезными людьми. Они могут не понять. Мы — воины джихада, а не торговцы с рынка.
— Я понимаю, Умар. — Боровой понял, что говорит слишком возбужденно, и перевел дыхание. Он вдруг почувствовал, как в душе поднимается волна лютой злобы. Захотелось стереть с этой черномазой морды ухмылку, но Антон взял себя в руки и спокойно закончил фразу: — Поэтому и не тороплю тебя с ответом. Взвесь все «за» и «против», а потом мы поговорим. Уверен, ты примешь мое предложение, потому что оно выгодно нам обоим.
Боровой взял со стола стакан и, запрокинув голову, в несколько глотков выпил воду. Поставил пустой стакан на стол, взял салфетку, промокнул губы, скомкал ее в пальцах и швырнул в пепельницу.
— А тебе не жалко своих земляков? — поинтересовался Умар. — От этого взрыва много русских погибнет.
— Они погибнут не зазря. Они отдадут свои жизни за идею. Это лучше, чем просто пить, жрать и коптить небо.
— Мудрые слова, — снова похвалил Умар. — Но среди них будут женщины и дети.
— Лучше пусть погибнут сто человек, чем целая страна, — твердо произнес Боровой.
— И это мудро, — согласился Умар, покручивая на пальце платиновый перстень.
— Теперь мне нужно идти, — сказал Боровой. — Ты знаешь, как со мной связаться?
— Знаю, — ответил Умар. — У меня есть еще один вопрос. Сколько смертниц ты хочешь за эти деньги?
— Двух, — ответил Боровой. Умар потер пальцами нижнюю губу.
— Тогда двадцати тысяч мало, — сказал он. — Нужно еще десять.
— Пять, — сказал Боровой. — Я могу добавить к этой сумме еще пять тысяч. Это все.
— Ты хорошо торгуешься, — улыбнулся Умар. — Однако взрывчатка нынче стоит дорого. Нужно подмазать много людей, чтобы ее добыть.
— Об этом не беспокойся. Взрывчатка у нас будет своя.
— Вот как? — Умар взглянул на Борового с любопытством. — Ты не перестаешь меня удивлять, парень. Ну, хорошо. Можешь оставить сумку у меня. Пять тысяч принесешь потом.
Боровой покачал головой.
— Нет. Я оставлю тебе десять тысяч. Остальные пятнадцать получишь, когда дело будет сделано. Это мое последнее слово.
— А откуда я знаю, что ты меня не обманешь?
— Знаешь. Мы с тобой серьезные люди и не станем рисковать из-за каких-то пятнадцати тысяч. Ты знаешь, как найти меня. Я знаю, как найти тебя. Этого достаточно.
Умар на секунду задумался, затем кивнул:
— Согласен. Полагаю, мы можем заключить официальное перемирие и пожать друг другу руки?
Умар протянул Боровому руку. Тот крепко ее пожал.
— Союз, — сказал Умар.
— Союз, — подтвердил Боровой.
Александр Борисович сидел на скамейке и читал газету, отрывая взгляд от газеты всякий раз, когда кто-нибудь проходил мимо. Он бросал на прохожего быстрый взгляд, затем, удостоверившись, что это не тот человек, которого он ждет, снова опускал взгляд на передовицу.
Погода была хорошая. Солнце светило вполне еще по-летнему, даром что конец августа. Мощный каштан с разлапистыми листьями, под которым сидел Александр Борисович, давал щедрую тень.
Прошло минут двадцать, прежде чем со скамейкой поравнялся тот, кого Турецкий ждал, — молодой светловолосый парень в сером костюме и бордовом галстуке. Парень шел неспешной походкой, вразвалочку, ковыряя во рту зубочисткой. У него было широкое, добродушное лицо и такой же широкий подбородок, украшенный ямочкой. От приземистой фигуры парня веяло силой и уверенностью в себе. Однако в глазах его уверенности не было. Эти глаза — серые, бойкие, суетливые, казались чужими на этом лице. Словно их изъяли у другого человека — юркого, осторожного, боязливого и хитрого, какого-нибудь менеджера среднего звена, который решил подсидеть своего босса и набирался для этого решимости, — и пересадили на лицо деревенского парубка-драчуна с пудовыми кулаками.
— Иван? — окликнул его Александр Борисович. Парень остановился и посмотрел на окликнувшего его незнакомца.
— Меня зовут Александр Борисович Турецкий. Мы можем поговорить?
Парень оглянулся, словно проверял, не угрожает ли ему опасность, затем подошел к скамейке и сел рядом с Турецким.
— Кто вы? — быстро спросил он.