Скрюченные в судорогах пальцы молоденького пехотинца из первого нессарского полка, добитого колотушкой степняка-гасильщика, идущего за передовыми отрядами. Раскрытый в немом вопле рот тысячника Субдэя, окруженного вместе с небольшим отрядом верных телохранителей тургаудов и пронзенного копейщиком Вагой из наемной древальтской конной сотни. Колоссальная фигура Вигейра, телохранителя кронпринца Альберта Нессарского, исполина, которого смогли свалить лишь с помощью баллист и их тяжелых стрел. Погибшего, но так и не выпустившего из рук черно-желтого королевского знамени. И сотни, тысячи других, степняков и нессарцев, наемников и волонтеров – всех, кто сражался вчерашним днем и сегодняшней ночью посреди широкого поля Последней черты, за которым начиналась земля королевства Нессар, обильная и плодородная. Все они остались здесь. Навсегда.
– Птицы слетаются, значит, пока никого нет, – совсем еще молодой всадник разговаривал то ли сам с собой, то ли со своим конем. – Нам нужно торопиться, Быстрый…
Крепкий, соловой масти конь набирал скорость именно так, как должен нестись вперед конь с таким именем. Гойко, лучший всадник Алой сотни кронпринца, не жалел ни себя, ни его, торопясь быстрее выполнить порученное. Если получится, то он еще успеет помянуть память погибших друзей, оставшихся на Последней черте. Пока же перед ним лежали многие и многие лиги, отделявшие его от столицы, где король Богуслав должен был собрать всех, кого только сможет. Его сын, кронпринц Альберт, погнав назад степняков, отправил Гойко, своего лучшего гонца, к отцу. С вестью о битве и для того, чтобы тот знал, с кем им пришлось столкнуться в степи. Гойко уже задержался.
К нему прицепились трое верховых, углядевших его в сутолоке жестокого боя, когда он выбирался за холмы, и погнавшихся за ним. В окружавших сумерках ему удалось сбить их со следа и зайти к ним в тыл. Серые спины в кожаных панцирях колонтарях, с маленькими круглыми шлемами, со следами пота, торопливо скакали впереди, трясясь в седлах. Гойко хорошо знал местность и подловил их на выходе из неглубокого, но длинного овражка. Первого он свалил из лука, спустившись из-за густого кустарника на склоне. Второму достался последний дротик из того пучка, что висел с правой стороны седла еще утром. А с третьим, коренастым и приземистым, с разлетающимися на ветру маленькими косичками, Гойко пришлось столкнуться вплотную.
Он отбил первый удар окованной железом палицы щитом, ушел от второго. Быстрый в это время жестко толкнул коня противника, всхрапнул, кусая, тот покачнулся. Его всадник, не сумев выровняться, на миг открылся, и Гойко хватило этого, чтобы воткнуть ему в горло острие отточенного изогнутого меча. Он успел увидеть гримасу удивления и боли на лице степняка, чуть отклонился назад, уходя от возможного последнего удара. Но тот все-таки умудрился его достать, пусть и слабым, но еще очень неплохим выпадом. Палица скользнула по яловцу шлема, взорвав в голове небольшое солнце. После этого Гойко вырубился и пришел в себя только перед рассветом.
Сел, охнув и схватившись за голову. Рядом стоял Быстрый, мягко тронувший губами его за лицо. Погладив умницу коня по нежной коже у ноздрей, Гойко встал, взявшись за конскую шею. Потер громадную шишку на голове, про себя попросил солнечного Яра послать много лет кузнецу, выковавшему шлем, что минувшей ночью спас ему жизнь. И пусть шлем этот сейчас валялся в траве, далеко отсюда, после скользящего, но удивительно сильного удара никуда уже негодный, но все-таки спасший его многострадальную голову. Шлем еще можно будет приобрести, даже лучший, голова на месте. И лишь бы успеть сейчас, не опоздать, добраться вовремя.
Гойко поискал глазами меч, подобрал и вложил в ножны. Жалко, что нет больше дротиков и стрел осталось не так много. Путь неблизкий, опасный. Подозвал Быстрого, прыгнул в седло. Голова закружилась, но ничего, удержался. Причмокнул, пятками мягко толкнул друга, посылая сразу в мерную и ровную рысь. Силы жеребца надо беречь до ближайшего пограничного городка. Там Гойко намеревался взять заводного коня и гнать вперед еще быстрее. Надо было торопиться. И тут судьба подкинула ему подарок.
Со стороны убитых им степняков донеслось измученное ржание. Быстрый повернул туда, как будто угадывая мысли всадника. Они подъехали ближе, и Гойко улыбнулся. Конь степняка не ушел. Его мертвый хозяин запутался в поводьях, намотанных на левую руку во время атаки, и вороной не смог уйти. Протащил за собой тяжелое тело, пока убитый не завяз в густых зарослях чертополоха, и встал.
Гойко соскочил с Быстрого, подошел к вороному. Тот даже не пытался отвернуться, когда уверенная рука взяла его под уздцы. Потрепал по крепкой шее, вздувавшейся сильными мышцами. Шерсть была гладкая, шелковистая. Видно было, что коня перед боем не загнали, засохшего пота было совсем немного. Наверняка степняк любил его, мыл, чистил, чесал. Вон какой хвост, волосок к волоску, стянутые вместе в нескольких местах шнурами. Грива, густая и длинная, заплетена в плотные косички, украшенные на концах какими-то зеленоватыми резными кругляшами.
Времени было мало, но оставить коня вот так Гойко не мог. У седла, крепко притянутая ремнями, висела кишка бурдюка. Вороной повернул голову, покосился на него с одобрением. Надо думать… столько времени простоял, после боя и погони за чужаком.
Воронок пил долго. Гойко, как мог, подставлял ему медленно текущую из широкой горловины струю. Бока коня ходили ходуном, бурдюк опустошился, но конца водопоя не было видно. Но всему приходит конец, вместе с остатками воды закончилась и жажда. Благодарный взгляд и мягкий толчок в плечо заставил Гойко еще раз порадоваться своей негаданной удаче. Распутав длинный кожаный ремень с запястья убитого, он повел вороного к Быстрому. Закрепил удила на луке, обмотав возле выступа спереди. Сел в седло, почувствовав вернувшиеся силы. И, наконец-то, двинулся вперед.
Уходило, убегало драгоценное время. Как песок просачивалось меж пальцев, ручейками воды из битого кувшина утекало прочь. Были те степняки разведчиками или не были, это уже не важно. Важнее то, что видели глаза молодого гонца, что слышали его уши и что билось в кожаном мешке, притороченном у седла. Гроза, мощная и неумолимая, надвигалась на солнечные земли, в которых люди уже бежали, кто куда мог, от одних только слухов, докатывающихся из степи. Поэтому ему нужно было гнать вперед, не думая о себе и верном четвероногом друге, много раз выручавшем, пусть не подведет он и на этот раз.
Степь заканчивалась. Все больше и больше пролесков начало появляться вокруг. Утоптанный шлях вел его все дальше в глубь страны. Пересаживаясь на вороного, Гойко давал отдых Быстрому. Лига меняла лигу, уже чаще мелькали по бокам шляха обжитые деревни, лишь недавно брошенные хозяевами. Дорога была разбита колесами телег, карет и ямских повозок, копытами и просто ногами. Прошло по ней, всего лишь за последние несколько дней, очень много людей. Гойко гнал вперед, не обращая никакого внимания на саму дорогу, плевать на то, что она пришла в полную негодность. Кони выносили, да и ладно.
В пути он сделал лишь одну остановку, в Кременце-Заторном, самом пограничном городке из тех, что выросли за последние несколько лет. Взял у бургомистрова конюха нового коня, взамен вороного, да хлебнул пива, заедая его свежим мясным пирогом. Вокруг собралась толпа народу. Солдаты стояли поодаль, не подходя и ничего не спрашивая. В толпе было с десяток горожан, два купца, разносчик пирогов и паломники, если судить по одежде и посохам. Стояли, переминаясь с ноги на ногу, косились на него, запыленного, уставшего. Человека, вернувшегося оттуда, где решалась их судьба. Стояли, сопели перегаром, луком, страхом и ожиданием. Вопросов никто не задавал.