Полли выбралась из телефонной будки, выпустила массивную дверь, и та захлопнулась. Дэвид дал ей зацепку, намек, что Томас Линн действительно существовал. За одно это стоило навестить его на Рождество. Правильно он сказал: кто-то должен был слать ей книги. Не много, но и на том спасибо. Полли живо помнила, как читала эти книги, все-все; более того, она продолжала помнить их все эти четыре года, когда воспоминания у нее снова стали простыми и одинарными.
Кого же еще спросить?
На первый взгляд ответ был очевиден: надо спросить Себа. Но если во всех этих скрытых воспоминаниях имелась хотя бы доля правды, спрашивать у Себа было как раз нельзя. Этак проще пойти прямо к мистеру Лерою и к Лаурели. Роскошная идея! Полли невесело рассмеялась и, не разбирая дороги, двинулась домой, к бабушке. Она и правда ходила к мистеру Лерою и Лаурели – в начале лета. И Лаурель была для нее всего-навсего мачехой Себа, прелестной миссис Лерой, которую она никогда раньше не видела.
Полли шагала и дивилась самой себе: это же надо, забыть Лаурель! Да и мистера Лероя, если уж на то пошло.
Это произошло, когда Себ угрозами, посулами и мольбами заставил-таки Полли согласиться на помолвку. После чего объявил, что желает познакомить ее с родителями. Лерои жили не в Хансдон-хаусе. Полли пришлось ехать в Лондон, в их огромную, изысканно обставленную квартиру. Статуи, картины и старинная мебель привели ее в благоговейный ужас. Разительный контраст с той квартирой, где она навещала мистера Линна, – это пришло ей в голову только сейчас. И она задумалась: наверное, мистер Линн тоже жил в этой роскошной квартире, когда был женат на Лаурели. Теперь Полли вспомнила, что там на стене висела среди прочих подсвеченная сверху картина какого-то импрессиониста с изображением пикника – наверняка та самая, которую она обманом подсунула мистеру Линну почти девять лет назад.
Тогда все это для Полли ничего не значило. Она думала только об одном – лишь бы не подвести Себа – и была поражена тем, как обрадовался знакомству с ней его отец.
– Ну, Себастьян, умно, умно! – сказал он не раз и не два.
Полли мистер Лерой не очень понравился: клочковатые седеющие волосы, желтые зубы, набрякшие под глазами черные мешки. «Умно, Себастьян, умно!» – повторял он, и громкий грудной хохот незаметно переходил в кашель. Когда мистер Лерой это говорил, Лаурель глядела на него почти с гневом. Она улыбалась, она говорила с Полли мягким, чарующим голосом, но Полли сразу поняла: Лаурель ей не рада, совсем не рада.
Ее отношение настолько бросилось Полли в глаза, что потом, уже на улице, она якобы невзначай спросила об этом Себа.
– Да, я подозревал, что она будет против, поэтому ничего ей не говорил, – ответил Себ.
– А почему? Она, наверное, уже присмотрела тебе невесту? – допытывалась Полли. – Ты ведь ее наследник, да? Должно быть, у нее другие планы.
Себ рассмеялся громким лающим смехом, совсем не похожим на его обычное сдержанное стрекотание.
– Планы! Получить наследство Лаурели! Вот было бы везение! Вообще-то, я только наполовину Лерой. Моя мать была обыкновенная, в точности как ты. – Он посерьезнел и обнял Полли за плечи, что делал на улице крайне редко. – Видишь ли, Полли, я с Лаурелью в напряженных отношениях. Понимаешь, Лаурель с отцом уже были женаты… до того, как отец познакомился с моей матерью.
– И Лаурель не ладит с твоей мамой? – предположила Полли.
От этого Себ снова рассмеялся. На этот раз он стрекотал – долго и ехидно.
– Моей матери больше нет. Она умерла почти девять лет назад.
– Ох…
Полли была смущена и ошарашена. Она представляла себе ненависть Айви к Джоанне, и теперь ей хотелось залепить себе пощечину за эгоизм и узколобость. Себ ужасно расстроился, это было видно. Он прямо-таки притиснул ее к себе. И при этом Полли понимала, что он смеется и над ней. И от растерянности больше ни о чем не спрашивала.
Ничего не понятно, думала Полли теперь, шагая домой к бабушке, а еще непонятнее, почему мистер Лерой так ей обрадовался. Ее передернуло. Мистер Лерой желал ей зла, тут и сомневаться нечего. Что же происходит, в конце концов?! Она перебрала свои воспоминания до той резкой встряски, где она сделала бог знает что, и перешла к последовавшим далее четырем заурядным, одинарным годам. Туда и обратно. И всегда была резкая встряска – и удивительная перемена: мистер Лерой рад ей, а Себ делает вид, будто они познакомились на той вечеринке у Фионы.
Полли прекрасно помнила, как увидела тогда Себа. Фиона сказала, он явился без приглашения. И кажется, удивилась, что Полли с ним не знакома. Себ тут же принялся ухаживать за Полли. А Полли смотрела на него, высокого, с прилизанными волосами и выражением легкого презрения к окружающим на самовлюбленном лице, и ей чудилось в нем что-то знакомое, хотя, насколько ей было известно, она никогда в жизни его не видела. Разговор у них склеился сам собой. И Полли тогда показалось, что она всегда считала, будто так и должно быть. А потом удивлялась, что это «так и должно быть» обернулось чем-то серым и скучным.
Сейчас Полли от всего этого делалось смешно – она и вправду коротко рассмеялась. Можно подумать, что Себ и мистер Лерой тоже все забыли. Вслед за очень многими – за бабушкой, Айви, Ниной, Лесли. Однако Полли не верилось, будто мистер Лерой способен все забыть. А вот Себ… Себ всегда был на ее стороне, хотя бы отчасти. Да, наверное, Себ тоже все забыл, а следовательно, ни к чему задавать ему вопросы.
Кого же спросить?..
Полли свернула на свою улицу, упиравшуюся в Хансдон-хаус, убежденная, что спрашивать больше некого. Если Томас Линн и существовал, от ее теперешней жизни он был бесконечно далек, и отрезать его окончательно не составляло труда – вот как бабушка с легкостью срезала с костей кусочки камбалы для Трюфли. Только ведь на самом деле он не был далек. Практически все, что делала Полли в те пять лет, так или иначе относилось к мистеру Линну. А следующие четыре года прошли серо и бесформенно. Да, конечно, Полли было чем заняться, но все это не имело цели, будто ее саму срезали с костей, отсекли от смысла, лишили всего, что придавало ей форму.
Когда Полли вошла в дом, бабушка поглядела на нее:
– Ну, выкопала?
– Нет, – ответила Полли.
Весь вечер она собирала чемоданы и перетряхивала воспоминания. И ничего не понимала. Мало того что ей вспоминались воистину непостижимые события, – наверное, она их все-таки отчасти выдумала! – так еще выходило, что мистер Лерой всячески препятствовал ее общению с Томасом Линном, и в результате для нее, очевидно, стало крайне важно встречаться с ним и дальше. При этом не менее очевидно, что сам Том тоже старался отпугнуть ее ледяным холодом. Отчего, собственно, все и кончилось… Или нет?
Одновременно Полли мучительно пыталась вспомнить адрес Анны Эйбрахам или Сэма Ренски. Ничего не получалось. Адреса не выпали из памяти при резкой встряске вместе с промежутком между двойными и одинарными воспоминаниями, – нет, скорее, постепенно забылись, будто стали уже не нужны. Полли все-таки написала тем же вечером письма Сэму и Анне, а адреса поставила наобум, как вспомнилось, уповая на то, что на почте разберутся и доставят куда нужно. Однако опускать их в почтовый ящик на углу, куда поступала и почта из Хансдон-хауса, она не собиралась. Полли решила взять их с собой в Окс форд и положила в чемодан.