Нескольких бомжей он еще застал на старом месте. Но Володи среди них не было. Короткое совещание с «населением приморского дна» помогло предположить, где надо искать.
Самое пикантное заключалось в том, что именно Володя, которого почему-то оставшиеся в парке бомжи называли Полковником, в отличие от многих других своих коллег по общественному положению и мировоззрению, предпочитал первую половину дня посвящать отдыху на городском, диком пляже. Он был блюстителем, как выяснил Турецкий, личной гигиены. И это обстоятельство определенно говорило в его пользу.
Но Александра Борисовича, чье общественное положение да, чего греха таить, и взгляд на мир в настоящий момент тоже немногим отличались от Полковника Володи, заинтересовала именно эта кликуха, которую сами господа бомжи, без видимых к тому оснований, своим коллегам не присваивают. Итак, почему полковник? А в качестве платы за откровенность были щедро поданы цыплята, которые не успели еще обрести полностью нетоварный вид.
Подношение было принято благосклонно, и языки развязались. Но сначала для того, чтобы быстро просечь ситуацию с городскими холодильниками. Турецкий и заикнуться не успел, как бомжи обо всем догадались и стали оживленно обсуждать открывшиеся возможности посещения близлежащих точек общественного питания. Так выходило, что несчастье одних становилось существенной поддержкой для других, что, в сущности, очень справедливо, если судить по большому счету.
Вернулись к Полковнику. Оказалось, что Володя носил это звание вполне по закону. По твердому убеждению бомжей, помнивших, когда в первый раз здесь, в их обществе, появился Володя, он с самого начала и выглядел, и рассуждал именно как настоящий полковник. Какого рода войск? Так тут и думать нечего! Из чекистов он. Но только его бывшие приятели и сослуживцы, которые в своей «конторе», как пауки в банке, живут, не озаботились пропажей коллеги. Исчез их полковник, ну и что? Это значит, что его место освободилось для кого-то другого. Там же все друг дружку подсиживают, поедом жрут! Известное дело! Газеты читать надо, которые независимые, те властей не боятся, правду в самую матку лепят!..
— Но почему именно полковник? — недоумевал Турецкий, интуитивно чувствуя определенную натяжку.
Он помнил давнюю, еще из детства, поучительную в этом смысле историю. В районе Люблино, где в конце пятидесятых недолгое время прожила семья Турецких, был недалеко от дома обычный базар и при нем пивная — «американка». Там стояли высокие столы с мраморными столешницами и не было стульев. Всё — стоя. Наверное, потому и называлась «американка».
И был там, естественно, местный старожил, своя примечательность. Одноногий, маленького роста, с куцей бороденкой мужичок, которого звали Семой. Но чаще почему-то он откликался на Рокоссовского. Ну то есть полная противоположность высоченному красавцу Константину Константиновичу.
Позже, когда уже подрос, Сашка узнал, откуда появилась эта кликуха. Сему, говорят, любили расспрашивать на эту тему подвыпившие в «американке» мужики.
— Сема, ну почему ты — Рокоссовский? Ты че, Берлин брал?
Для мужиков неважно было, кто на самом деле брал Берлин, — конечно, Рокоссовский — без вопросов!
— Не, ребяты, — отвечал угощаемый для этой цели Сема, — Берлин я не брал. Я ваще ни х-х… не брал! А зовут потому, что я ваш базар ррраз-гоняю на х-х…!
И он, грозно размахивая костылем, громко и сочно называл конкретные адреса, по которым он «ррразгоняет» дикий, воровской базар, который чаще называли в те годы «толкучкой». Ну как бы вселенскую справедливость восстанавливал. Точь-в-точь как Рокоссовский в Германии. Или в Польше, кто теперь помнит?..
Так, может, и Полковник — из того же теста? Но бомжи неохотно принимали версию бывшего следователя, то есть, по правде говоря, вообще не приняли, их вполне устраивала собственная. И к тому были, по их твердому убеждению, все основания.
Во-первых, Володя любил пересказывать то, что читал в газетах, которые подбирал на бульварах. В основном рассказы его касались всяких уголовных дел, связанных с борьбой против террористов, и было всем видно, что в этих вопросах Володя сечет профессионально. И слова он знал интересные, и про всякие способы наблюдения, захвата заложников, их освобождения был в курсе. А если чего и забыл, так слушателям это неважно — главное, дело свое человек до сих пор твердо знает! Полковник же! Отсюда и был бомжами-коллегами сделан вывод, который и сам напрашивался, что прошлая жизнь Полковника Володи была конкретно связана с КГБ, ну и Федеральной службой безопасности. А опыт у него такой большой, что даже болезнь не смогла погасить его, как погасила подробности личной автобиографии. Но если такого человека, который и шпионов ловил, и с террористами боролся, и за кордон, как советский разведчик, наверняка ездил, — если его родная «контора» искать не хочет и его бывшую службу пропажа полковника не колышет, то кому оно вообще все надо? Вот и слушали они рассказы, понимая, что в них — чистая правда и никакой брехни. Да Володя и непохож на человека, который станет приписывать себе чужие подвиги…
Одним словом, если есть желание послушать Володю, это надо, чтоб он сам захотел рассказывать. Свои — одно дело, а как он посмотрит на чужака, неизвестно.
Узнал Александр Борисович и некоторые подробности появления Володи в Новороссийске.
Сам он явно был не из местных, в городе никого и ничего не знал, путался на первых порах, это потом уже пообтерся, походил с другими, привык вроде. А как появился?
Это произошло еще ранней весной, в начале марта. Он приехал на поезде, не зная откуда. Говорил, что издалека, вроде несколько дней ехал, проводница подкармливала, потому что с собой у него ничего не было — ни документов, ни денег, ни даже теплой, зимней одежды. А если учитывать, что поезд пришел откуда-то с севера, то не совсем понятно, как он мог в нем оказаться?
Но самое главное — и это надо понимать как во-вторых, — Володя без затруднений вошел в контакт с ними, людьми без постоянного места жительства, профессий и личных привязанностей, причем так легко и просто, будто всю жизнь только и делал, что бомжевал.
Он не помнил решительно ничего, что могло его связывать с прошлой жизнью. Не помнил, как его зовут. Не знал, была ли у него семья. Не знал даже, чем конкретно занимался. Эту его бывшую профессию, вместе с воинским званием, за него уже бомжи вычислили. Когда по некоторым признакам поняли, с кем дело имели. Как присвоили и имя Володя, потому что настоящего своего имени Полковник тоже не помнил.
А вообще-то среди бомжей всякие люди на жизненном пути встречались! Врачи, к примеру, попадались, ушедшие навсегда от своего прошлого и отринувшие от себя все, кроме чисто врачебных навыков. Помнится, известный когда-то артист жил здесь одно время, тот выступать любил, стихи Есенина вслух декламировал, так за душу брало до слез…. Ну а простые работяги — про них и говорить нечего, эти чаще других приезжали южными поездами. Особенно те, кто семьями обзавестись не смогли либо запили, жилье потеряли, одинокие… Старики часто приходят — некоторые сами, а других родня выгоняет. Баб немало, но эти — отдельный разговор. Были благополучными, потом жизнь не той стороной обернулась, и — пошла… Сперва по рукам, а после куда вывезет нелегкая… Здесь-то зимы холодные, а за хребтом — гораздо теплее. Там юг, пальмы растут, мандарины. В рабы только не попасть, а то — с концами.