Она не была дурой, она просто ничего не ощущала, как после укола обезболивающего, и потому не сознавала опасности, в которой оказался ее ребенок, и даже осколки стекла, впившиеся ей в ладонь, в ее сухожилия и артерии, не причиняли ей боли.
Впрочем, через несколько минут боль все-таки появилась. Хелен выдерживала мой взгляд, и в это время ее глаза потускнели, раскрылись шире, и до нее дошла суть происшедшего. Это было ужасное просветление, переполняющее осознание показалось в ее зрачках, а с ним и понимание того, чего стоило ее небрежение дочери, какой ужасной боли она подвергла ребенка, какой кошмарный опыт пришлось переварить его детскому сознанию.
Хелен открыла рот и почти беззвучно завыла.
Она сидела на полу, кровь из ран на ладони капала на джинсы. Тело сотрясалось от раскаяния, горя и ужаса, голова запрокинулась на спину, и потому казалось, что она смотрит в потолок. Слезы катились из глаз, она сидела подобрав под себя ноги, покачивалась и беззвучно выла.
В шесть часов в тот же вечер, еще до того, как мы успели переговорить с Буббой, он вместе с Нельсоном Феррари вошел в бар, принадлежавший Сыру, в Лоуэр-Миллс. Двум наркоманам и бармену велели устроить себе обеденный перерыв, и через десять минут все, что было в баре, вынесло взрывом на находившуюся перед ним автостоянку. Два сиденья, связанные со столиком между ними, вылетели через вход и угодили в «хонду-аккорд» члена здешнего городского управления, которая была незаконно припаркована на месте, предназначенном для стоянки машины человека с ограниченными физическими возможностями. Пожарные, прибывшие на место взрыва, вынуждены были работать в кислородных масках. Взрыв оказался таким мощным, что выбросил из бара на улицу почти все, в нем самом почти нечему было гореть, зато в подвале пожарные столкнулись с полыхающим нерасфасованным героином. Первых двоих, вошедших в подвал, вскоре стало рвать. Тогда пожарные отступили, дали героину догореть, после чего, находясь в относительной безопасности, закончили свою работу.
Я бы попытался передать Сыру, что не успел переговорить с Буббой, что он, взрывая бар, действовал, пребывая в неведении, но в половине седьмого в тюрьме Конкорд Сыр поскользнулся на только что вымытом полу. Ужасно неудачно поскользнулся. Он как-то так ухитрился потерять равновесие, что перелетел через поручень ограждения третьего яруса и упал на каменный пол, причем приземлился на свою огромного размера желтоволосую голову, которая несла немало всякой чепухи, и умер.
Прошло пять месяцев, Аманду так и не нашли. Ее выцветшая фотография смотрела с заборов, окружавших стройки, с телефонных столбов или нет-нет да и мелькала в телевизионных новостях. И чем больше мы видели это фото, чем более расплывчатым оно становилось, тем более надуманной казалась Аманда, а ее образ — лишь очередной картинкой на досках объявлений или телевизионных экранах. Прохожие смотрели на нее равнодушно или с тоской и не могли вспомнить, кто она такая или почему ее изображение прилеплено к фонарному столбу у автобусной остановки.
А те, кто помнил, пожимали плечами, отгоняя воспоминания о ней, и переводили взгляд на спортивные страницы газет или на приближающийся автобус.
«Страшен наш мир, — думали люди. — Каждый день происходят всякие ужасы. Что-то долго не идет мой автобус».
Поиски в карьере, продолжавшиеся месяц, с наступлением холодов закончились безрезультатно. Над холмами подули ноябрьские ветра. С наступлением весны, обещали водолазы, операция продолжится. И снова начались разговоры об осушении и заполнении карьеров Квинси грунтом. Городские чиновники, которых беспокоила многомиллионная стоимость этих работ, находили неожиданных сторонников в защитниках окружающей среды, которые предупреждали, что заполнение карьеров грунтом погубит природу, уничтожит замечательные пейзажи, исторические памятники, лишит скалолазов самых лучших скал для занятий этим видом спорта в нашем штате.
Пул смог вернуться к работе в феврале, за полгода до тридцатой годовщины нахождения на службе. Его снова направили на борьбу с наркотиками и без лишнего шума понизили в звании до детектива первого класса. Пулу еще повезло. Бруссарда разжаловали из детектива первого класса до патрульного, назначили девять месяцев испытательного срока и направили заниматься автопарком. Мы выпили с ним в день понижения, это произошло спустя чуть больше недели после того вечера в карьере. Он невесело улыбался, глядя на пластиковую палочку, которой помешивал кубики льда в джине с тоником.
— Так, значит, Сыр сказал, что она жива, а кто-то еще — что Гутиеррес работает на федералов. — Я кивнул. — И то, что она жива, по словам Сыра, может подтвердить Ликански. — Бруссард перестал улыбаться, лицо его стало жалким. — Портрет Ликански разослан всем постам у нас и в Пенсильвании. Могу, если хотите, напомнить, чтобы разослали еще раз. — Он слегка пожал плечами. — Это ведь делу не повредит.
— Думаете, Сыр врал? — спросила Энджи.
— Насчет того, что Аманда Маккриди жива? — Бруссард вытащил палочку из коктейля, облизал ее и положил на край салфетки. — Да, мисс Дженнаро, по-моему, врал.
— Почему?
— Потому что он преступник, они всегда врут. Он знал: вы так хотите, чтобы она была жива, что поверите.
— Вы в тот день приходили к нему. Он вам ничего такого не говорил?
Бруссард покачал головой и вынул из кармана пачку «Мальборо». Теперь он курил как паровоз.
— Притворялся, что ничего не знает о смерти Маллена и Гутиерреса. Будто это для него неожиданность. А я сказал, что превращу его жизнь в ад, даже если это будет мое последнее занятие. Он посмеялся. А на следующий день умер. — Бруссард поднес горящую спичку к сигарете и прищурил тот глаз, который был к ней ближе. — Вот как перед Богом — лучше бы я сам его убил. Черт, надо было какого-нибудь уголовника на него напустить. Правда! Так ему и надо. Кто-то, кому эта девочка небезразлична, прикончил его, и Сыр знал, за что его убили. Всю дорогу в ад, наверное, об этом думал.
— Так кто же его все-таки убил? — спросила Энджи.
— Поговаривают, этот парнишка, псих из Арлингтона, его только что осудили за двойное убийство.
— Это который в прошлом году двух сестер убил?
Бруссард кивнул.
— Питер Попович. Он там уже месяц, пока суд идет, видимо, они с Сыром перекинулись несколькими словами во дворе. Либо он, либо Сыр действительно поскользнулся на мокром полу. — Бруссард пожал плечами. — Как бы то ни было, вышло так, как я хотел.
— Сыр говорит, что знает, где Аманда Маккриди, и на следующий день его убивают. Вам это не кажется подозрительным?
Бруссард отпил из стакана.
— Нет. Слушайте, я вам честно скажу: я не знаю, что случилось с девочкой, и это меня мучает. Просто донимает. Но не думаю, что она жива. Сыр Оламон не знал, как сказать правду, даже если бы она могла ему помочь.