— Все хорошо, — шепнула Долли.
— Я просто вышел из себя…
— Понимаю.
— Я дошел до ручки, как всегда, а потом…
— Знаю.
Она знала. Именно поэтому Джо Льюистон такой хороший преподаватель. Он человек страстный. Умеет заставить учеников слушать, шутит с ними, иногда при этом немного выходит за рамки допустимого. Но ребятам это нравится. Шуточки помогали держать их внимание, больше узнавать. Прежде родителей несколько огорчали эти его шалости, но и защитников у него всегда находилось немало. Большинство родителей боролись за то, чтобы их ребенок ходил в класс мистера Льюистона. Им нравилось, что дети охотно, даже с удовольствием ходят в школу, что учитель проявляет истинный энтузиазм, а не просто исполняет свои обязанности скучно и монотонно. Чего нельзя сказать о Долли.
— Знаешь, я действительно очень обидел эту девочку, — вздохнул он.
— Но ты же не нарочно. Все дети и родители по-прежнему тебя любят.
Он промолчал.
— Ничего, она это преодолеет. Все пройдет. Все будет хорошо.
Нижняя губа у него задрожала. Он расклеивался буквально на глазах. И Долли, несмотря на то, что очень любила его и знала, что лучше учителя и мужчины на свете для нее нет и быть не может, всегда при этом понимала: Джо нельзя назвать человеком сильным. А все кругом считали его именно таким.
Родился он в большой семье, был младшим из пятерых детей, но в доме всегда доминировал отец. Он принижал младшего, мягкого и доброго сына, тот же, в стремлении хоть как-то оградиться от давления, старался быть веселым и забавлять. Джо Льюистон был самым замечательным человеком из всех, кого она знала, и при этом таким слабым.
«Ничего, это меня устраивает. Это я должна быть сильной. Моя задача — сохранить мужа и семью», — размышляла Долли.
— Прости, что я на тебя наорал, — сказал Джо.
— Ничего страшного.
— Ты права. Все пройдет.
— Точно. — Она поцеловала его в шею, в уютное такое местечко за мочкой уха. Его любимое. Потом нежно провела кончиком языка по коже, дожидаясь тихого стона. Но так и не дождалась. — Может, стоит отложить проверку домашних заданий на потом, а?.. — тихо прошептала она ему на ухо.
Он отодвинулся от нее, всего на дюйм.
— Нет. Знаешь, мне правда надо закончить это.
Долли выпрямилась, отступила на шаг. Джо Льюистон, спохватившись, что натворил, попытался исправить положение.
— Могу я принять приглашение в другой раз? — спросил он.
Обычно так говорила она, будучи не в настроении. Ведь именно так положено вести себя женам, верно? А он всегда был агрессором — слабости не проявлял. Однако последние несколько месяцев, из-за той оговорки, неудачному во всех смыслах высказыванию, изменился даже в этом плане.
— Конечно, — ответила Долли. И развернулась к выходу.
— Куда идешь? — спросил он.
— Скоро вернусь, — ответила она. — Просто надо съездить в магазин. Потом заберу Элли. А ты заканчивай проверять свои домашние задания.
Долли Льюистон быстро взбежала наверх, включила компьютер, нашла адрес Гая Новака и прочла указания, как туда проехать. Проверила и свою школьную электронную почту — всегда находился чем-то недовольный родитель, — но за последние два дня никаких жалоб не поступало. Ровным счетом ничего.
— Я оставила почтовый ящик открытым! — крикнула она вниз.
— Позже подойду проверю, — ответил Джо.
Долли сделала распечатку маршрута к дому Гая Новака, сложила листок бумаги в несколько раз, сунула в карман. Выходя, подошла и поцеловала мужа в макушку. Он сказал, что любит ее. Она сказала, что тоже его любит.
Потом Долли схватила ключи и поехала к Гаю Новаку.
Тиа видела по выражению их лиц: полиция не принимает всерьез факт исчезновения Адама.
— Вы должны объявить его в срочный розыск, — потребовала она.
Эти двое копов вместе выглядели почти комично. Один — крохотный латинос в униформе, по фамилии Гутиерес. Вторым оказалась высоченная темнокожая женщина, представившаяся детективом Клер Шлиц.
На вопрос ее ответила именно Шлиц:
— Ваш сын не попадает под эту категорию.
— Почему?
— Нет никаких доказательств похищения.
— Но ему всего шестнадцать, и он пропал.
— Да.
— Так какие еще требуются доказательства?
Шлиц пожала плечами.
— Свидетель не помешал бы.
— Не при каждом похищении находится свидетель.
— Верно, мэм. Но вам все равно нужно иметь доказательства того, что его похитили. Или что ему угрожали физической расправой. У вас они есть?
«Грубыми их не назовешь, — подумала Тиа. — Скорее, высокомерными».
Они добросовестно записали всю информацию. Они не отметали тревог родителей, но вовсе не собирались бросить всё и задействовать все имеющиеся силы в поисках подростка. Клер Шлиц прояснила свою позицию путем своих вопросов и ответов, которые давали Майк и Тиа.
«— Вы мониторили компьютер сына?
— Вы активировали джи-пи-эс-навигатор в его мобильном телефоне?
— Вас настолько беспокоило его поведение, что вы отправились искать его в Бронкс?
— Он прежде убегал из дома?»
Вот в таком духе. С одной стороны, Тиа просто не могла винить копов, с другой — для нее не было ничего важнее исчезновения Адама.
Гутиерес уже успел поговорить с Майком. Он тоже вмешался:
— Вы говорили, что видели на улице Дэниела Хаффа, Ди-Джея Хаффа? Что он мог быть с вашим сыном?
— Да.
— Я только что говорил с его отцом. Он полицейский, вы знаете?
— Да.
— И он сказал, что его сын весь вечер находился дома.
Тиа взглянула на Майка. И увидела, как возмущенно сверкнули его глаза. А зрачки сузились, превратились в еле видные черные точки. Такой взгляд ей доводилось видеть и прежде. Она положила руку ему на плечо, но успокоить не смогла.
— Он лжет, — прохрипел Майк.
Коп пожал плечами. Тиа заметила, как потемнело распухшее лицо Майка. Он взглянул на нее, потом — на Мо:
— Мы отсюда уходим. Сейчас же, немедленно.
Врач хотел оставить Майка в больнице еще на день, но тот и слушать не желал. Спорить с мужем Тиа не стала. Она знала: Майк сам справится со своими болячками. Он чертовски крепкий парень. Это третье его сотрясение мозга, два предыдущих он получил на хоккейной площадке. Майк потерял несколько зубов, ему много раз накладывали швы на голову и лицо, нос был сломан дважды, челюсть — один раз. И никогда, ни разу он при этом не пропустил ни одной игры, и даже получив серьезные травмы, всегда доигрывал матч.