Гай застыл на месте.
— Ты чем занимаешься? — злобно спросила она. — Зачем ездишь мимо моего дома, а?
— У нас свободная страна. — Гай никогда не был мастером словесных баталий.
Долли Льюистон и не думала останавливаться. Подлетела к нему так решительно, что показалось — вот-вот ударит. Он инстинктивно вскинул руки и отступил на шаг. Снова проявил непростительную слабость. Не только боялся заступиться за свою девочку, но и жены ее мучителя испугался.
Она остановилась, указала на него пальцем.
— Держись от моей семьи подальше, ясно тебе?
Секунду-другую он собирался с мыслями.
— А вам известно, что сотворил ваш муж с моей дочерью?
— Это была ошибка.
— Он насмехался над одиннадцатилетней девочкой!
— Я знаю, что он сделал. Глупость. И он очень сожалеет об этом. Ты даже понятия не имеешь, как он переживает.
— Он превратил жизнь моей дочери в ад!
— Так ты решил сделать то же самое с нами?
— Ваш муж должен уволиться, — сказал Гай.
— Из-за одной глупой оговорки?
— Он отнял у нее детство.
— Не преувеличивай.
— Неужели забыли, как бывает в школе? Когда ребенка подкалывают и дразнят каждый день? Моя дочь жила счастливо. Нет, конечно, далеко от идеала. Но она была счастлива. А теперь…
— Послушай, я извиняюсь. Честное слово, мне страшно жаль. И все же держись подальше от нашей семьи.
— Если бы он ударил ее… шлепнул или там стукнул, его ведь уволили бы, верно? Но то, что он сотворил с Ясмин, намного хуже.
Долли Льюистон поморщилась.
— Ты серьезно?
— Ему это с рук не сойдет.
Она приблизилась еще на шаг. Но теперь он не отступил. Их разделяли сантиметров тридцать, не больше. А потом она заговорила шепотом:
— Ты что же, действительно считаешь, что получить прозвище — это худшее, что может случиться с человеком?
Он открыл рот, но не смог издать и звука.
— Вы преследуете мою семью, мистер Новак. Мою семью! Людей, которых я люблю. Да, мой муж совершил ошибку. Он извинился. А вы хотите на нас напасть! Раз так, мы будем защищаться, до конца!
— Если речь идет о судебном разбирательстве…
— О нет, — усмехнулась она. И шепотом добавила: — Не о судах речь.
— Тогда о чем?
Долли Льюистон слегка склонила голову набок.
— На вас когда-нибудь нападали, мистер Новак? В чисто физическом смысле?
— Это угроза?
— Это вопрос. Вы сами только что сказали: мой муж сделал нечто худшее, чем просто ударить или шлепнуть. Позвольте заверить, мистер Новак, это не так. Я знаю кое-каких людей. И сказала им, просто намекнула, что мне угрожают. И они обещали, что могут заявиться к вам как-нибудь ночью, когда все спят. Когда ваша дочь спит.
Во рту у Гая пересохло. Колени чуть не подогнулись, он едва удержался на ногах.
— Это определенно выглядит как угроза, миссис Льюистон.
— Это не угроза. Это факт. Если станете и дальше преследовать нас, мы не будем сидеть сложа руки. Я использую против вас все имеющиеся средства. Ясно?
Он не ответил.
— Так что сделайте сами себе одолжение, мистер Новак. Занимайтесь своей дочуркой, а не моим мужем. Забудьте о том, что произошло.
— Никогда.
— Тогда начнутся ваши страдания.
И не сказав больше ни слова, Долли Льюистон развернулась и пошла к машине. Гай Новак по-прежнему ощущал слабость в коленях. Стоял и смотрел, как она садится в машину и отъезжает. Женщина ни разу не обернулась, но ему казалось, на лице ее играет торжествующая улыбка.
«Крепкий орешек эта дамочка, — подумал Гай. — Но означает ли это, что я должен отступить? Сдаться… Разве не этим я занимался всю свою никчемную жизнь? Может, все мои проблемы именно отсюда? Оттого, что я — человек, через которого ничего не стоит переступить».
Он отворил дверь, вошел в дом.
— Все в порядке?
Бет, его новая подружка. Слишком старается угодить. Все они такие. В этой возрастной группе заметная нехватка мужчин, и все эти дамочки лезут из кожи вон, чтобы угодить, казаться веселыми и беззаботными. Но что-то не очень у них получается. За каждым жестом сквозит отчаяние. И страх. Пытаются замаскировать его, но запах все равно выдает.
Гай очень хотел этого не замечать. Хотел, чтобы и женщины не замечали, относились бы к нему… спокойнее, что ли. Но не получалось. И равенства в отношениях не было и быть не могло. Женщине всегда нужно нечто большее. Они так стараются не давить, что давление это можно заметить невооруженным глазом.
Женщина всегда нацелена свить гнездо. Хочет стать ближе. А он этого не хочет. Но они все равно остаются, прицепятся, как банный лист, и не отлипают. Пока он их не бросит.
— Все замечательно, — ответил Гай. — Прости, что задержался.
— Ничего страшного.
— Как девочки? В порядке?
— Да. Приезжала мама Джил, забрала ее. Ясмин наверху, у себя.
— Хорошо.
— Ты проголодался, Гай? Хочешь приготовлю что-нибудь поесть?
— Ну, если только за компанию с тобой.
Бет расцвела в улыбке, и Гай почему-то почувствовал себя виноватым. Женщины, с которыми он встречался, всегда заставляли его чувствовать себя ничтожеством и одновременно ощущать свое превосходство над ними. И вновь его охватило отвращение к себе.
Она подошла, поцеловала в щеку.
— Ты пока отдыхай, а я начну готовить обед.
— Замечательно. Кстати, мне надо проверить почту. Я быстро.
Гай влез в компьютер и нашел там только одно сообщение. Оно поступило от анонимного источника. При виде этого короткого послания Гай похолодел.
Пожалуйста, прислушайся. Советую лучше припрятать свою «пушку».
Тиа уже почти жалела, что отказалась от предложения Эстер Кримштейн. Она сидела дома и чувствовала себя самой никчемной и бесполезной на свете. Звонила друзьям Адама, но никто ничего не знал. Страх прочно угнездился в ее сердце. Джил, всегда такая чуткая к настроению родителей, поняла: происходит что-то серьезное.
— Где Адам, мамочка?
— Пока не знаем, милая.
— Я звонила ему на мобильный, — жаловалась Джил. — Он не отвечает.
— Знаю. Мы все его ищем.
Она всмотрелась в личико дочери. Совсем уже взрослая, не по годам. Второй ребенок разительно отличается от первого. Над первенцем трясешься, хочешь защитить от всего и всех. Следишь за каждым его шагом. Думаешь, будто каждый его вдох — промысел Создателя. Земля, луна, звезды и солнце — все вращается вокруг твоего первенца.