— Никогда не поздно раскаяться.
— Насколько я понимаю в метафизике, это не поможет.
— Я говорю о вере, Джек, о вере. Знание — орудие Сатаны.
— Как вы меня нашли?
Он наконец слегка расслабился и ответил:
— Мы же были полицейскими, Джек.
Я жестом попросил следующую порцию выпивки. Брендон сказал:
— В смерти этих несчастных и в самом деле просматривается один почерк.
— Продолжайте.
— Все найдены голыми, все страшно изуродованы, обязательно что-то отрезано. И всем было под тридцать, не больше.
— Что еще?
— Полицейские считают, что это семейные разборки.
— А вы что думаете, Брендон?
Он отпил минералки. Если это доставило ему удовольствие, он ловко притворился. Сказал:
— Я думаю, что кто-то систематически выслеживает и истребляет молодых тинкеров.
— Господи.
— Не произносите имя Господа всуе. Возможно, вам стоит побеседовать с Рональдом Брайсоном.
— Кто это такой?
— Социальный работник, англичанин, работает в обществе «Саймон». У них приют в Фэер-Грин. Все тела были найдены поблизости оттуда.
Я сунул руку в карман, достал несколько купюр и положил рядом с его стаканом. Он спросил:
— Что это?
— За то, что вы потратили время и помогли.
Он подумал, положил деньги в карман и сказал:
— Отдам в церковь.
— У вас есть семья?
— Моя семья — Господь.
Он встал и добавил:
— Кажется, я должен вас поздравить?
— С чем?
— Теперь у вас есть жена.
— Да нет, это слух, выдаваемый за действительность.
— Бог желает вам добра, Джек.
Позже, много времени спустя, Джефф сказал:
— Тебе лучше отправиться домой, Джек.
— Я не хочу домой. Хочу остаться здесь.
— У тебя жена, иди домой. Мне кажется, Кэти очень скоро родит. Мне надо поспать.
— Правильно. Позвони мне, когда наступит время.
— Конечно.
— Обещай.
— Обещаю. А теперь иди.
Подойдя к двери, я осмотрелся, нет ли Тирнансов. Нет, никаких вояк. Пошатываясь, я вошел в дом и крикнул:
— Кики, ты не спишь?
Доплелся до кухни, взглянул на часы. Половина четвертого утра. Как такое может быть? Подумал: «Нюхну кокаинчику, одну полоску, прочищу мозги и посмотрю, не захочет ли Кики всерьез заняться любовью».
Я улыбнулся: план недурен. Кики поймет, что я могу быть настоящим жеребцом. Мне стоит только начать, и я продержусь дольше, чем Стинг. Около чайника лежала записка. Рядом лежали пули из моего девятимиллиметрового. Они сверкали так, будто их кто-то надраил. Прежде чем читать записку, я решил добавить кокаину. Я держал его в холодильнике, между коробками с йогуртом, чтобы был холодненьким. Насыпал полоску, потолще, чем собирался, и вдохнул. Отлетел аж к стене, показалось, в животе дыра образовалась. Я пробормотал:
— Фью.
Затем:
— Оп-ля, веди себя тише, все кругом спят.
Собравшись с мыслями, я на цыпочках пошел к записке… прямо крался к ней. Вот что там было написано:
Джек.
Не «Дорогой Джек». Зловещее начало. Прочел дальше:
Я перебралась в гостиницу. Завтра возвращаюсь в Лондон. Подонок, ты меня унизил, и все же я тебя еще люблю. Не хочу тебя видеть. Я нашла оружие, когда искала порошок для чистки. Ты так меня напугал. Подарок для тебя я оставила на нашей… нет… твоей кровати.
Кики.
— Вот гадство, — произнес я.
И свалился на пол.
Поздно утром я очнулся, ощущая себя параноиком. Спина затекла, меня вырвало прямо на кожаное пальто, нос болел. Я пробормотал:
— Могло быть и хуже.
Затем перечитал записку. Поплелся наверх и увидел на кровати пакет. Развернул и обнаружил коричневые башмаки от «Бэлли». Очень удобные. Вынул из них всякий мусор, померил. Высший класс. Если нужно будет похоронить меня в ботинках, пусть это будут ботинки от «Бэлли». Я едва не расплакался от жалости к себе.
Я заставил себя принять душ, сунул грязную одежду в стиральную машину, даже кожаное пальто. Включил эту дуру и подумал: с кондиционером для ткани я уже опоздал.
Зазвонил телефон. Я закурил, снял трубку и сказал:
— Алло.
Это была не Кики, но я услышал:
— Звонок из Лондона.
— Что? Киган?
— Угадал, парниша.
— Откуда у тебя мой номер?
— Позвонил в полицию, поговорил с говнюком по имени Кленси. Знаешь, приятель, я ему не понравился.
— Бог ты мой, вау, в смысле, привет.
— И тебе привет. У меня отпуск
— Отпуск?
— Ну, каникулы, как пожелаешь. Собираюсь сесть на самолет.
— Сейчас?
— Точно. Ты ведь хочешь, чтобы я приехал, так?
— Конечно.
— Ладно, тогда сегодня в одиннадцать. Я буду в том пабе на набережной.
— Сегодня?
— Соберись, приятель, сегодня мы дадим жару.
Он повесил трубку. Я задумался о его приезде, потом решил:
— А почему бы и нет, черт побери?
И задолго до последнего вскрика
Робкий шепот
Пробивается,
Попросить о последней песне.
К.Б.
~ ~ ~
Если мне и снилось что-то, то плохое. Я проснулся в холодном кокаиновом поту и пробормотал:
— Приехали!
Потом протянул руку к Кики, коснулся башмаков от «Бэлли» и прошептал:
— Och, ochon.
Что в переводе с ирландского означало: «О, как, блин, мило».
Разве не так? В своем старом черно-белом шоу Джеки Глисон всегда начинал эпизод с «Надо же, как мило». Я заполз под душ, сделал его максимально горячим и терпел, пока не полегчало. Проверил свой гардероб и услышал припев, который наркотики шептали Ричарду Прайору «Слегка погрустнел, Рич?»
Я надел белую футболку, во всяком случае, она когда-то была белой, брюки и новые ботинки. Они пришлись по ноге идеально, о чем я пожалел, потому что острее почувствовал вину перед Кики.