Он ждал, что я начну перебивать, оправдываться, спорить, а я молчал, и он сам вынужден был заполнять тишину.
– Я штрафую тебя на тысячу долларов, – размахивая пальцем с перстнем, вынес приговор профессор.
– Ради того, что я узнал, и две тысячи потерять не жалко, – сказал я.
Он нервно пожевал губы, но не выдержал моего взгляда и отвернулся. Демонстрируя недовольство всем своим видом, направился к «Уно». Я сел за руль и съехал на мостовую.
– Я не спрашиваю, где ты был, – первым нарушил молчание профессор, протирая запотевшее стекло. – Мне все известно. И в связи с этим я хочу напомнить тебе, для какой цели я взял тебя с собой.
Он выразительно посмотрел на меня, но я в этот момент был занят обгоном фургона и не смог принять этот взгляд. Профессор отвернулся.
– Ты был мне нужен как телохранитель. И не более того! Твои способности в области криминального сыска интересуют меня в той же степени, как твои увлечения рыбалкой, филателией или вязанием крючком. Сыск – это всего лишь твое хобби, и на то время, пока ты работаешь моим телохранителем, это хобби должно быть забыто.
– Чего вы добились, упрятав ее в горы? – спросил я, выезжая на площадь Пуэрта-дель-Сол с тремя колоссальными статуями посредине.
– Я хотел тебя спасти, – надрывно произнес профессор, прижимая руки к груди. – Спасти от тяжелого стыда и болезненного разочарования. Эта наглая и продажная девка вовсе не та, за кого себя выдает.
– А кто же она?
Профессор помолчал, теребя пояс плаща. По его виду можно было сказать, что он собирается сказать мне что-то крайне неприятное.
– Хорошо, – наконец решился он. – Я буду с тобой откровенен. Мои скромные способности к дедукции привели меня к неожиданному выводу. Твоя ненаглядная Яна…
– Ненаглядкина, – поправил я.
– …вовсе не благородная овечка, какой она тебе представляется. И она вовсе не пыталась отвести от меня беду. А знаешь почему?
– Не знаю.
– Потому что покушение на меня она же сама придумала! – вдруг возбужденно воскликнул профессор. – Она организовала инсценировку, понимаешь? И сделала это для того, чтобы выудить у меня деньги!
У меня даже мурашки по спине побежали от столь смелого и неожиданного вывода. Эка хватил профессор!
– Хорошенькая инсценировка! – усмехнулся я. – Мне кажется, что у человека, забравшегося к вам во двор, были самые серьезные намерения разделаться с вами. Вам крупно повезло, что вы остались живы!
– Повезло? Ты уверен? А мне думается, что он никого не собирался убивать. Попугать – да, но не убивать! К сожалению, я об этом не знал и был вынужден принять меры необходимой самообороны.
Я покосился на профессора, пытаясь понять по его лицу, насколько он убежден в том, что говорит… Слева от нас утопал в зелени музей Серральбо. Я сбавил скорость и невольно залюбовался им.
– Хорошо, – произнес я. – Предположим, Яна со своими дружками инсценировала покушение на вас. Но при чем здесь я? За что я страдаю? В отличие от вас я не миллионер, у меня нет больших денег!
– А ты нужен для убедительности. Чтобы шокировать меня масштабами угрозы – вот, дескать, даже частного детектива, который пытается мне помочь, пытаются убить. Твоя ненаглядная Яна делала все, чтобы я сам пожелал откупиться от нее… Чего ты качаешь головой? Ты не согласен?
– Если бы вы знали, как я хочу с вами согласиться! – ответил я и, склонив голову, посмотрел на роскошную испанку, стоящую на краю тротуара под кроваво-красным зонтиком. – Но не могу. Ибо ваши способности к дедукции оказались более чем скромными.
– А ты наглец, – заметил профессор, как мне показалось, с некоторым удовольствием, как если бы открыл во мне какое-то неожиданное качество.
– Это вам только так кажется, – возразил я. – Просто я поставил себя на место организатора этой инсценировки и подумал…
Фургон с рекламой пиццы на борту промчался мимо «Уно» и забрызгал ветровое стекло желтой водой. Я включил «дворники».
– Что? – нетерпеливо спросил профессор. – Что ты подумал?
– Что гораздо проще было прижать вас где-нибудь в темном парке рядом с вашим особняком, да сдавить вам горло, чтобы у вас перед глазами поплыли зеленые круги, да еще заломить вам руку, чтобы вы взвыли от боли. И тогда вы побежали бы за деньгами вприпрыжку! Почему преступники до сих пор не выдвинули никаких требований? Чего они тянут? Ждут, когда вы полетите в Америку выступить перед индейцами, обожающими стихи Пушкина? Или к эфиопам на театральную премьеру «Гамлета»? Злодеи будут гоняться за вами по всей планете и ждать, когда вы расшифруете их призрачные намеки?
Профессор добродушно рассмеялся.
– Все правильно, – сказал он, вытирая уголки глаз ребром ладони. – Все правильно ты говоришь. Твоя Яна не отличается ярким умом. То, что тебе кажется нелогичным и даже странным, для нее вершина криминального изящества. Эта игра доставляет ей удовольствие. Она испытывает настоящий восторг, когда представляет меня запуганным, загнанным в угол старикашкой.
– Откуда вы знаете, что это доставляет ей удовольствие?
Профессор взглянул на меня с недоумением.
– А как же! Как же, юноша! Она долгое время была моей соседкой! Мучительно долго, если тебя интересует, какие чувства отложились в моей душе от этого соседства. Правда, сначала Яна молилась на меня, восторгалась моими стихами. Ее распирало от чувства гордости, что она живет по соседству с самим Лембитом Веллсом, на чьих стихотворениях бурно расцвела вся местная попса. Видел бы ты, какими глазами она смотрела на меня! – Профессор громко высморкался в платок. – Но вдруг Яну как подменили. Она осмелела, стала захаживать в гости – слишком часто, чем следовало бы делать воспитанной девушке… Представь себе, как необразованная, дурно воспитанная провинциалка спорит со мной, учит меня жизни, пытается подшучивать.
На какое-то мгновение я словно забыл, о ком он говорит, потому как при всем своем богатом воображении не мог представить, чтобы тихая, полупрозрачная, бесплотная, как тень, девушка учила жизни сей лингвистический паровоз по имени Лембит Веллс.
– Может, она всего лишь мягко высказывала свою точку зрения? – предположил я.
– Мягко?! – возмутился профессор. – Да она откровенно дерзила мне! Этому убогому существу казалось, что она станет мне ровней, что возвысится над своими сверстниками, если осмелится сказать мне какую-нибудь гадость… Однажды дело дошло до того, что я выставил ее за дверь – уж больно она распоясалась… – Глаза профессора сверкнули. Он попытался взглянуть на меня украдкой, но не получилось; мы посмотрели друг на друга, и он отвел глаза. – Я понимаю, Кирилл, что тебе не совсем приятно это слушать…
– Ничего, ничего, продолжайте, – позволил я, сворачивая под указатель на Дворец Веласкеса.
Профессор оживился, получив карт-бланш. Теперь он будет беспощаден.