Он взревел от боли, отшатнулся и, схватившись руками за лицо, с рычанием пошел куда-то в кусты.
Она спускалась по склону в лагерь. «Возьми себя в руки, – говорила она себе. – Нельзя так распускаться. Ничего страшного не произошло. Просто с ним, как с любым зацикленным мужчиной, надо было сразу обо всем договориться: мы – деловые партнеры, а не любовники».
Она соглашалась, что Некрасов лишь в одном был прав: продолжать делать вид, что они друг друга не знают – уже не только бессмысленно, но и опасно. Лысый то ли слишком наблюдателен и догадлив, то ли телепат. Надо выяснить, что он знает еще. Это самое важное – выяснить, насколько он опасен… А Некрасов… Некрасова давно надо было поставить на место. Это была ошибка Миры – она заигрывала с ним, чтобы войти к нему в доверие. А это оказалось не только лишним, но и вредным. Чтобы войти к мужчине в доверие, надо показать ему гарантированный источник больших денег, а не ноги выше колен. Любой нормальный мужик знает: если будут у него деньги, то ноги выше колен станут ему доступны в том же количестве, что и куриные окорочка на рынке.
Она остановилась на спине большого белого камня, наполовину зарывшегося в землю, и посмотрела на лагерь. Отсюда, с высоты, палатки казались пчелиными ульями. Они стояли крэгом, в середине которого дымился костер. У котелка, вприсядку, суетился Шубин. Завернутая в одеяло, Вера Авдеевна медленно плавала вокруг костра. Инструктор, играя топором, шел вдоль обрыва к лесу.
«Сейчас, – подумала она. – Пока я не остыла. Пока еще все бурлит в душе. Не надо даже слишком стараться – мое лицо и глаза скажут сами за себя. Когда он поверит, что между мной и Некрасовым все кончено, то будет относиться ко мне совсем иначе…»
Она не стала спускаться в лагерь и по большой дуге пошла к лесу – туда, где только что скрылся Гера. Через несколько минут она услышала стук топора. Осторожно, чтобы не исцарапаться и не порвать о сучья сарафан, она прошла через густые заросли скумпии и вскоре увидела его. Гера стоял над большим бревном, широко расставив ноги и согнувшись. После каждого удара топором во все стороны разлетались щепки.
Она села на пенек и некоторое время, не выдавая себя, смотрела на его вспотевшую бронзовую треугольную спину и широкие плечи. «Красивая фигура! А вот лысина все портит. Ему пошли бы длинные черные волосы».
– Можно, я попробую?
Гера оглянулся, вогнал топор в дерево и выпрямился.
– Пробуй, – разрешил он, поднял с травы свою майку и вытер ею лицо.
Она с трудом высвободила лезвие топора, очень решительно замахнулась, но ударить не успела – Гера поймал ее руки вместе с топором.
– Так это не делается, – сказал он. – Без ног останешься.
– А как надо? Раздвинуть ноги?.. Ой, а мне сарафан мешает.
Гера снова принялся за работу. Он медленно продвигался вдоль ствола, снимая с него черную сырую кору.
– А зачем ты постригся наголо? – спросила Мира, внимательно следя за его работой.
– Педикулез, – односложно ответил он, не разгибаясь.
– А тебе пошли бы длинные волосы. Как у меня… Без завивки, конечно. Чтобы они не мешали дрова колоть, можно убирать их на затылок, сделать хвостик… Ты пару лет не ходи в парикмахерскую, и я тебе отличную прическу сделаю. Будешь похож на Тарзана.
Гера выпрямился, отмерил середину бревна, поплевал на руки и с придыхом вонзил топор в дерево.
– А зачем тебе эта дубина?
– Переправу на завтра буду готовить.
После его «педикулеза» она уже не могла понять, шутит он или говорит правду. Ежевика, покрывшая колючим ковром поляну, царапала ей ноги. Мира присела, быстро набрала горсть черных ягод и, пряча руку за спиной, подошла к Гере.
– Отгадай, в какой руке?
– Опять яблоко? – спросил Гера, последним ударом перешибая бревно надвое.
– Мимо!
– Сдаюсь.
– Тогда открой рот и закрой глаза!
Он послушался. Мира прицелилась и не совсем точно закинула ему ягоды в рот. Его губы стали щекотать ее ладонь, и она рассмеялась. Гера открыл глаза. Она продолжала прижимать ладонь к его рту. По ее руке бежала густая темно-красная капля.
– Ты на меня так странно смотришь, – произнесла она. – Это ежевика! Разве не вкусно?
Она отступила от Геры на шаг. С ним что-то произошло, его настроение почти неуловимо изменилось. Он отвернулся, подошел к бревну, пнул его ногой. Мира опустила глаза, посмотрела на свою руку. Капля сока, оторвавшись от кончика пальца, упала в траву. Почему эта капля так взволновала его? Гера, наморщив лоб, смотрел на бревно, будто вдруг забыл, что собирался с ним делать.
– А мы окончательно поругались, – сказала Мира.
Казалось, что эти слова дошли до Геры не сразу. Он поднял на девушку рассеянный взгляд.
– Что? Поругались? С кем поругались?
– С Некрасовым.
– Зачем? – задал Гера обескураживающий по своей прямоте вопрос.
– Я думала, что мы помиримся, а получилось наоборот.
Он сел на бревно и стал вытирать влажное плечо, к которому прилипли кусочки древесного мусора.
– Я так и думал, – сказал Гера. – Вы не подходите друг другу.
– Он приревновал меня к тебе! – запальчиво произнесла Мира, рассматривая его грудь. – Он жестокий и тупой! Думает, если я просила у тебя ночью спальник, значит, я хотела с тобой переспать. Наверное, он тугой на ухо и неправильно меня понял!
– Я виноват? – спросил Гера.
– Ты? При чем здесь ты? Ты инструктор, администратор, официальное лицо! Тебе по долгу службы положено решать наши проблемы! Так ведь?
– Хочешь, я поговорю с ним?
– Нет, нет, нет! Никаких разговоров. Я его больше знать не знаю.
– Зачем же так категорично?
– А затем, что с толстокожими бегемотами я не общаюсь!
– А мне показалось, что он весьма одухотворенная личность. Как, скажем, художник. Или фотограф-портретист.
Гера кинул на девушку пытливый взгляд.
– Что? Фотограф? С чего ты взял? – усмехнулась Мира и резко наклонилась к ногам. – Ой, еще ягоды! Их здесь пруд пруди!
– Кем же тогда он работает? – спросил Гера, надевая майку. Уже смеркалось, и начинали давать о себе знать комары.
– По-моему, каким-то электриком… Не знаю! Меня это больше не интересует.
– А ты?
– А я в торговле. Продавцом. Продаю косметику. Кремы, маски, зубные пасты и прочую ерунду… Интересно, а варенье из этих ягод получится?
Она подошла к нему, встала близко, почти вплотную, и его лицо оказалось совсем близко от ее живота.
– Открывай рот! Начинается ягодная бомбежка. Воздушная тревога!..