– Что?! – опешил Брагин.

– Марина, – произнесла Элла, – если ты сейчас же не закроешь рот…

– Ну что? Что тогда? – весело воскликнула Марина. – Ударишь меня еще раз?

– Нет, – покачала головой Элла. – Нет… Давай не здесь и не сейчас.

– А почему? Ты стыдишься этих людей? А почему раньше тебе было наплевать на то, что они о тебе думают? Ведь все прекрасно знали, что у тебя есть муж, что ты ему изменяешь. Почему только сейчас стало стыдно?

– Марина, – еще тише произнесла Элла, пытаясь поймать руку Марины. Мать проигрывала дочери уже явно. – Я не узнаю тебя… Ты… ты в своем уме? Я ведь тебе не подружка, не сокурсница…

– А я, кроме всего прочего, еще и дочь очень знакомого тебе человека.

– Да не любит она его больше! – снова вмешался Брагин. – Теперь она любит меня!

– Заткнись! – попросила его Элла.

– Нет-нет! – Марина приподняла руки и развернула ладони, будто намеревалась удержать мать, если та вдруг упадет на нее. – Пусть говорит. Это очень интересно! Значит, теперь ты любишь вот этого типа?

– Марина! Это мое личное дело!

– И все же – да или нет?

– Я тебе отвечу! – никак не мог заткнуться Брагин. – У нее с твоим отцом все кончено. Она любит меня!

– Значит, это правда? – требовала уточнения Марина, глядя на мать.

– Нет, – после мучительной паузы произнесла Элла.

Брагин немедленно обиделся.

– Как это понимать, Элла? Я хочу разъяснений!

– Ты можешь отстать от меня хотя бы на полчаса! – с мукой выдавила из себя Элла.

– Как скажешь, – пожал плечами Брагин.

– Так вы отказываетесь от моего предложения? – напомнила ему о себе Марина.

Брагин, уже сделавший два шага, круто развернулся.

– Я сейчас как сниму с тебя трусы и ремнем…

– Неужели руки еще не устали снимать трусы? – улыбнулась Марина.

– Господи! – прошептала Элла и прижала ладонь ко лбу. – Я сейчас сойду с ума… Скажи, зачем ты это делаешь? Что ты от меня хочешь?

– Морального удовлетворения! – не задумываясь, ответила Марина. – И материальной компенсации…

Мира, которая все это время безотрывно наблюдала за происходящим, повернула лицо к Гере, коснулась его уха губами и шепнула:

– Мне стыдно смотреть на все это.

– И мне.

Они одновременно встали и незаметно ушли в ночь, словно нырнули под теплое черное одеяло.

3

– Когда я увидела их на обрыве, – сказала Мира, подойдя к воде, – то сразу подумала, что они за кем-то следят. Теперь понятно за кем.

Река в темноте казалась потоком нефти, лишь перья волн и брызги в свете луны напоминали россыпь жемчуга.

– Первый раз я веду такую интересную группу, – признался Гера. Конечно, уместнее было бы сказать «идиотскую».

– Тебе не кажется, что Вера за всеми следит? – спросила Мира. Она опустилась перед рекой на корточки, зачерпнула воды и умылась.

– По-моему, она не столько следит, сколько называет вещи своими именами. Она говорит то, что думает. Получается довольно грубо, ее слова всем режут слух.

– Выходит, никто из нас не хочет слушать правду?

– Все делают вид, что не понимают сути происходящего, – поправил Гера. – И потому ее правда выглядит как бредни… Но мне кажется, что нас с тобой она любит.

Она выпрямилась, подошла к нему.

– Ты тоже делаешь вид, что ничего не понимаешь?

– Иногда.

– А сейчас?.. Что ты думаешь обо мне?

Она стояла совсем близко. Гера мог различить тонкую мокрую прядь, прилипшую к ее лбу.

– Что я думаю? – переспросил Гера. – Я думаю, что хочу тебя поцеловать, только не знаю, как сообщить тебе об этом.

– Об этом не надо сообщать… Но ты говоришь не то.

– А что я должен сказать?

– О том, что тебе не дают покоя мысли о Некрасове. О наших с ним отношениях.

Мира выжидающе замолчала.

– Я что-то должен сказать? – поинтересовался Гера.

– Конечно! Ты должен схватиться за голову и мученическим тоном произнести: «Да! Он не дает мне покоя, и я не знаю, как вытряхнуть этого кабана из своей головы!»

– А ты?

– А я тебе отвечу: ничего плохого Некрасову я не сделала. Он рядом, жив и здоров. Наберись терпения, не позднее завтрашнего вечера он будет в лагере… Но самое главное не это. Самое главное то, что он меня совершенно не интересует.

– Вот как… А что потом я должен буду сказать?

– Уже ничего, – с некоторым разочарованием ответила Мира. – После этих слов говорить как раз ничего не надо…

Она отвернулась, сняла через голову футболку, скинула кроссовки и шорты. Он услышал, как она прыгнула в воду и от холода вскрикнула.

4

Мира энергично рассекала руками обжигающую воду, которая казалась густой и маслянистой. Дыхание ее становилось все более спокойным. Тело наполняло ощущение свежести и легкости.

Она развернулась и посмотрела на поделившую небо надвое черную полосу обрыва, где за пятнами кустов плясали блики костра. Ей показалось, что на краю обрыва стоит человек и смотрит на реку… Странное чувство. Она вдруг стала понимать Эллу, ее унизительный страх, когда вдруг на освещенный костром круг вышла ее дочь с мстительным блеском в глазах. Не это ли называют вкусом измены – не принадлежащий тебе экстаз, украденное наслаждение, вызывающее дрожь и холодок внизу живота…

Она стала другой. Она изменилась. И ничего страшного! Словно безбожница приняла массовую веру. Напротив, облегчение – не надо больше притворяться, играть чужую роль… Гера! Он так ни о чем не догадался. Лежит на берегу, подстелив майку, и смотрит на Млечный Путь, где толпятся души умерших. А Мира открыла для себя новый мир. Она вошла в него и уже бежит – все дальше и дальше от границы…

– Гера! – позвала она. – Кто это там стоит?

Как все-таки это странно – бояться, что тебя увидят. Элла! Несчастная Элла!.. Миру стало знобить. Она взялась рукой за скользкий камень и нащупала ногой прибрежную гальку. Жизнь стала бы пыткой, если бы в ней не было греха… Но почему, почему она так думает? Ее тело уже в другом измерении, а мысли все еще плетутся позади. Какой грех? Грех – это когда вопреки себе…

Она вышла из воды и опустилась перед Герой на колени.

– Что с тобой? – прошептал он.

Она дрожала так, что уже не могла говорить. Может быть, она сама себе внушила это? И огонь в груди, и головокружение, и тянущую сладкую боль? Может быть, она осталась прежней – избранной, штучной, редкостной обладательницей удивительного дара, который недоступен большинству, серой человеческой массе… Только никак эта избранность не заявляет о себе. Молчит. А природа берет свое. Природа мудрая и чистая. Она знает ответ на любой вопрос. Надо только выключить мозги и включить в себе животное. Мира – животное, мокрое, ласковое животное из семейства человекоподобных водоплавающих. Она по запаху находит губы Геры, этого нежного самца. Она целует их, потому что ей хочется этого. Не надо ни о чем думать! Прочь мысли! Она ощущает рядом с собой существо другого склада, другой анатомии, но не испытывает страха или отвращения. Так должно быть… Так должно быть…