– *лять!! Я убью этого урода!! – снова начал заводиться Смола. – Я из него самого активированный уголь сделаю!! Дай мне телефон!!
– Да подожди!! – крикнул Остап. – Ты сейчас не о том говоришь! Надо спасать жену командира!
– Вот ты и снимешь ролик, как я Фролову голову отрезаю, а потом ему же этот ролик и отправим! Дай телефон, я хочу узнать, где эта гнида прячется!
– Успокойся, Смола! – вмешался я. – Я думаю, что с моей женой все в порядке.
– Фотоколлаж? – предположил Смола. – Или это другая женщина, похожая на твою жену?
– Не фотоколлаж и не другая женщина. Это реальный снимок моей жены. Но я увидел известный только нам двоим сигнал, который означает: «Со мной все в порядке, я выкручусь сама».
– Хоть убей, командир, – сказал Остап, глядя на экран смартфона. – Я не вижу тут никакого сигнала.
– Правый глаз нормальный? – подсказал я.
– Ну… как бы… как бы…
– Смелее, не обидишь!
– Вроде как косенькая немного твоя жена. На один глаз…
– Правильно. Косенькая. Но не всегда, а только сейчас. Маленькая клоунада. Она умеет так делать одним глазом. И это тот самый сигнал.
– Командир, ты так спокойно об этом говоришь, – покачал головой Смола. – Жену связали какие-то уроды…
– Не просто жену, – ответил я. – А жену офицера российского спецназа. Кроме того, в доме полно оружия, о котором никто не знает. Я уверен, что она выкрутится. Я просто должен быть уверен в этом. Иначе, как жить и работать?
Ночь душила. Теплый, сухой воздух неподвижно лежал на земле. Глубокая, подвальная тишина угнетала. Ослепительно яркая луна светила на нас сбоку, словно настольная лампа в комнате для допросов. Я тыкал пальцем в дисплей смартфона, набирая номер, который пришел с эсэмэской. Смартфон плохо воспринимал мой сухой и грубый палец, похожий на ветку окаменевшего саксаула, и набрать очередную цифру удавалось лишь с третьего раза. Я тыкал, ошибался, нервничал и начинал заново. Наконец сигнал пошел. Я услышал гудки.
Первый раз за все время операции я звонил Фролову.
– Я все сделал, как ты просил, – произнес я.
Я слышал в ответ частое дыхание, покашливание.
– Высылай ролик, – ответил Фролов.
– Не удается. Приходит сообщение, что абонент заблокирован.
– Ты врешь, майор!
– Тогда подскажи мне другие способы доказать тебе, что у лейтенанта Дэвида уже нет головы. Кстати, можешь приехать к нам – посмотришь собственными глазами. Ты вообще где?
Фролов молчал, думал.
– Запиши другой номер, – произнес он, и было понятно, что говорит он это от безысходности, так как ничего другого предложить не может. – Только поторопись – номер будет доступен три минуты.
Я немедленно обрубил связь. Это была редкая удача! Он снял блокировку со смартфона на исходящие звонки! Теперь нужно действовать очень быстро!
Я набрал код выхода на международные номера, но тотчас услышал в трубке женский голос автоответчика.
– Смола, что она говорит?! – я протянул бойцу трубку.
Смола слушал недолго, скривил рот и покачал головой.
– Выход на международные линии заблокирован.
– Вот собака!
– Спокойно! Можно попытаться связаться с оператором местной сотовой связи! Какой номер тебе продиктовал Фролов?
Я назвал.
– Девяносто три, семьсот пять… – наморщив лоб, повторил он. – Это, если мне не изменяет память, код мобильного оператора Эй-дабл-ю-си-си, Афганская корпорация беспроводных Коммуникаций.
Он начал торопливо набирать номер.
– Куда ты звонишь?
– Куда попало… – Прижал трубку к уху. – Хэллоу!.. Дую спик инглиш? Что?..
Смола поморщился, отключил связь.
– Этот не говорит… Сейчас еще раз попытаюсь…
Он наобум набрал еще один местный номер. Разговор был еще более коротким.
– Уровень грамотности в Афгане – двадцать восемь процентов, – мрачно изрек Остап. – А английским владеют всего две десятые процента. Так ты будешь искать англоговорящего собеседника целый год. Попытайся что-нибудь сказать по-арабски.
– Уровень моего арабского еще хуже, чем их английского, – процедил Смола.
– Фролов сейчас заблокирует трубку, – сказал я. – Парни, придумайте что-нибудь.
– Может быть, позвонить в службу спасения? – предложил Остап.
– Это не Штаты, чувак, – отмахнулся Смола. – Нет у них никакой службы.
– Черт!! – выругался Смола, с отчаянием глядя на тусклый экран. – Даже если я дозвонюсь оператору, даже если он говорит по-английски, то как я отвечу на вопрос, на чье имя зарегистрирован номер?
Мы замолчали и застыли, тупо глядя на тускло светящийся дисплей. Можно было бы, конечно, отказаться от этой затеи. Но мне так остро не хватало толики уверенности в том, что я не ошибся, что моя милая в безопасности! А без этой толики ох как тяжело было идти на рискованное дело. Потому что все мысли будут – только о ней.
– Я знаю, что надо делать, – вдруг сказал Дэвид. – Дайте трубку!
Смола недоброжелательно глянул на американца и покачал головой.
– Хер тебе, а не трубку. Ты же сразу своим позвонишь! Видел я, как ты к вертолету кинулся.
– Смола, дай, – сказал я.
Не знаю, почему именно сейчас я верил Дэвиду.
– Я позвоню представителю коалиционных сил в Центр управления сотовой связи, – пояснил он. – И нас соединят хоть с министром обороны России.
– А как вы представитесь?
– Я назову имя и личный номер моего товарища, который сейчас в отпуске.
Смола пожал плечами и протянул смартфон лейтенанту.
– Все у вас схвачено. Даже мобильная связь. А порядок навести не можете.
– Только попробуй сказать что-то лишнее, – предупредил Остап, кладя руку на плечо лейтенанта. – Будешь есть смартфон аки двойной айфон-чизбургер.
Дэвид взял трубку и стал тыкать пальцем в дисплей. Я отвернулся, старясь думать о чем-то отвлеченном. Семейная жизнь спецназу противопоказана. Вот из-за того, что у меня есть жена, я намного более уязвим, чем наш несчастный Удалой. Потому что у него нет никого из родных. Ни жены, ни детей. И вообще он детдомовец. Никто его не станет оплакивать. И он помнил об этом, когда отправлялся под пули. Он был свободен в бою. А я – нет.
Я слышал, как лейтенант назвал себя Джоном Рэпфельдом, как он медленно и отчетливо продиктовал несколько цифр, как спокойно и убедительно объяснил, что в целях конспирации номер зарегистрирован на подставное лицо… Наконец он опустил трубку, накрыл ее ладонью и шепнул мне: