Выскочив к месту схватки на третьей скорости, я увидел Скарфейса с занесенной над головой битой. Шотландец, желая освободиться от тисков хозяина овчарки, сидел на своем противнике, осыпая его градом ударов. Бедняга лежал на спине в нескольких дюймах от Текса, защищая руками лицо и не думая даже об активной обороне.
Услышав шум двигателя, Скарфейс поднял голову и растерянно заморгал. В его распоряжении еще оставалась пара секунд, но потратить их с толком — например, отпрыгнуть в сторону — он не сумел. Мне же удача улыбнулась в третий раз: сначала с гелем, потом с битой и вот теперь с машиной, которая в этой ситуации сыграла роль танка.
От лобового удара Скарфейс перелетел через капот и тяжело ударился о ветровое стекло. На секунду он как будто задержался в этом положении, но я ударил по тормозам, и тело слетело на землю, оставив на стекле грязно-кровавое пятно. Включать дворники я не стал, но открыл дверцу и дал задний ход.
Устав колотить беспомощную жертву, шотландец выпрямился, но подняться в полный рост не успел — дверца ударила в лицо, и он упал на спину, пронзительно-жалобно вскрикнув от боли. Я слегка повернул руль, чтобы не наехать на хозяина овчарки, и остановился.
Сцена была жуткая. У дороги, ярдах в десяти от Текса, лежал на боку Скарфейс. Усач все еще корчился от боли, отчаянно растирая глаза. Шотландец распластался на траве, раскинув руки; лицо его пересекала зияющая вертикальная рана. Он был в сознании, но опасности уже не представлял. И наконец, хозяин собаки — тоже с окровавленным лицом — сидел перед своим любимцем, в ужасе таращась на него через разбитые очки.
Как бы то ни было, я не мог его ждать. Да, бедняга пережил тяжелые минуты и пребывал не в лучшем состоянии, но его жизни ничто не угрожало. Когда-нибудь он еще расскажет о случившемся своим внукам. С дополнениями и исправлениями.
Ощутив подступившую вдруг тошноту, я с усилием сглотнул, сдерживая рвоту. Секунда-другая, и в глазах прояснилось, а тошнота прошла. Потом опустил голову, чтобы нечаянный союзник не смог дать мое более-менее приличное описание, вдавил педаль газа и, объехав мертвого Текса, рванул к дороге. Скарфейс такого уважения не заслужил, и я даже не поморщился, когда под колесом что-то хрустнуло. Теперь его физиономия еще больше подходила для рекламы фильма об уличных забияках.
Жестоко, наверное, но если зарабатываешь на жизнь тем, что проламываешь людям голову, не жди, что тебе будут выпадать одни только козырные карты.
Местом, куда они отвезли меня, был небольшой лес в стороне от шоссе, неподалеку от Хемел-Хемпстед, и чем больше я думал об этом, тем больше убеждался, что именно здесь меня планировали убить и закопать мой труп. Мнение это только окрепло после обнаружения в бардачке новенького заряженного револьвера сорок четвертого калибра. Все ясно: сначала избить до полусмерти, потом пристрелить. Так бы и случилось, если бы не чудесное явление Текса и его хозяина. Мне повезло, но факт оставался фактом: Лес Поуп так отчаянно желал избавиться от меня, что ради достижения успеха был готов пойти на крайние меры.
Путь в центральный Лондон занял целый час, и все это время покоя не давала одна мысль: вот сейчас кто-нибудь заметит измазанный кровью капот и вызовет полицию. Но похоже, кровь на капоте стала в Англии привычным делом, потому что никто никуда не позвонил. Я припарковал внедорожник в тихом переулке в Бейсуотере, положил в карман револьвер, протер носовым платком руль, дверные ручки и ключи, чтобы не оставлять отпечатков, несколько раз мысленно повторил номер машины и ее модель и поплелся в отель. Голова все еще гудела.
Часы показывали четверть второго, когда я ввалился в комнату и запер за собой дверь. Есть вещи, которые лучше делать раньше, чем позже. Я вошел в ванную и посмотрел на себя в засиженное мухами круглое зеркало над раковиной. Вид, что и говорить, жутковатый. На скуле, по которой прошлась бейсбольная бита шотландца, желтел синяк; второй красовался на шее, напоминая засос, оставленный разыгравшейся любовницей; царапины и ссадины не в счет. Глаза утратили здоровый блеск и были как будто подернуты мутноватой дымкой — такие часто бывают на нечетких фотографиях разыскиваемых преступников. Волосы растрепанные, слипшиеся на затылке от крови; на макушке — шишка от удара обрезком трубы. Впрочем, ничего приятного я не ожидал, а потому и не расстроился.
Не без труда оторвавшись от зеркала, я встал под душ. Вымыл волосы. Ощупал макушку. Шишка была большая; поменьше мяча для гольфа, но достаточно крупная, чтобы навести меня на мысль, что я, возможно, перебрал с оптимизмом, когда решил, что сотрясения нет. Зрение восстановилось почти полностью, а вот голова никак не проходила.
Я знал, что после душа должен лечь спать. Но если у меня сотрясение, то, уснув, я ведь могу и не проснуться? К тому же слишком много вопросов оставалось без ответа. Я еще не приступил к расследованию, а меня уже чуть не убили. Проще всего было бы плюнуть на все, махнуть рукой, сесть на самолет и вернуться домой, на Филиппины. Признаюсь, в тот момент этот вариант выглядел особенно заманчивым. Я не мазохист и не получаю удовольствия, когда незнакомые люди колотят меня бейсбольными битами и обрезками труб. У меня нет суицидальных наклонностей. Я расплатился с теми, кто поднял на меня руку, так что теперь они будут вспоминать меня с содроганием. Оставался, правда, Поуп, но иногда долг лучше простить. Хозяин Текса уже совершил ошибку, когда, поддавшись чувствам, пошел напропалую, и не окажись рядом меня, все могло бы закончиться для него совсем плохо. А кто, если что-то пойдет не так, поможет мне?
Но я упрям. Решил сделать что-то — сделаю. Конечно, иногда и меня посещают сомнения — как и каждого человека, — но я никогда не позволяю им становиться на пути действий. Хорошая это черта или плохая — не важно. Главное, что она у меня есть. Вот почему я не мог принять легкий вариант. Просто не мог. Не мог уехать, пока не свалю Леса Поупа и тех, кто стоит за ним. Просто придется быть осторожнее, вот и все.
Зазвонил мобильный на прикроватном столике. «Наверное, Томбой, — подумал я, беря телефон. — Беспокоится, как у меня дела». Но номера на дисплее снова не было.
Значит, Поуп.
— Мистер Кейн, — сказал он, как только я нажал кнопку. — Жаль, что так получилось, но я хотел удостовериться, что вы все правильно поняли. Лондон очень опасное место. Вам лучше уехать отсюда. — Он сказал это без всякой угрозы, скорее, даже с сочувствием, благожелательно, как друг, дающий добрый совет.
Голова вдруг заболела еще сильнее. В животе заурчало. Я почувствовал себя глубоко несчастным человеком.
— Собираюсь улететь завтра.
— Я лишь хотел убедиться, что вы поняли, насколько важно, чтобы вы были завтра в самолете. Мы настроены очень серьезно.
— Что вы серьезны, я понял, но у меня сложилось впечатление, что вы хотели забрать билет. — Про револьвер я решил не говорить.
— Это было предупреждение, Кейн. Если бы мы хотели вас убить, вы из кафе бы и шагу не сделали. Но в следующий раз я найду кого-нибудь получше сегодняшних идиотов. Я недооценил вас и переоценил их. Больше такая ошибка не повторится.