– Да ты просто гений!

– Не без этого, – скромно согласился Петр.

– Можешь распечатать?

– Легко.

Пока Давыдов выводил снимок на печать, Глеб задумчиво морщил лоб. Заметив это, Петя спросил:

– Снимок н-навел тебя на какие-то мысли?

– Да.

– Я рад.

Петя встал, сходил к принтеру и вернулся, держа в руке отпринтованное фото. Протянул его Глебу.

– Держи своего монстра.

Корсак взял снимок, несколько секунд разглядывал его.

– Выглядит жутко, – сказал он.

– Да, – согласился Давыдов и тоже покосился на снимок. – Думаю, это искажение старого з-зеркала. Или дефект оптики.

Глеб ничего на это не сказал. Он сунул распечатку в свою кожаную сумку и встал.

– Петь, прости, но мне нужно идти.

– Да, п-понимаю.

Он протянул Глебу руку.

– Заходи почаще.

– Постараюсь, – сказал тот, пожимая ладонь друга.

– И обращайся, если будет что-то интересное. Я всегда рад тебе п-помочь.

– Спасибо, братское сердце! – искренне поблагодарил Глеб.

Уже в дверях Петя спросил:

– Эти п-парни живы?

– Не все, – ответил Глеб.

– Скверно. Будь осторожен, брат.

– Постараюсь.

Перед расставанием они снова крепко обнялись.

На улице было сыро и ветрено. Вечерело. Неторопливо шагая к машине, Глеб услышал за спиной легкий шорох. Он обернулся, но никого не увидел. Тротуар был пуст, лишь редкие прохожие маячили где-то вдалеке, там, где узкий переулок выходил на широкую улицу. Глеб пожал плечами, сунул в губы электронную сигарету и пошел дальше.

Через несколько минут ему почудился звук шагов. Обладая неплохой реакцией, Глеб сразу обернулся – однако недостаточно быстро, что-то мелькнуло у него перед глазами, острая боль прошила голову, а потом мир с его фонарями, деревьями и домами разлетелся на куски, и Глеб провалился в бездонную пропасть мрака.

3

Дверца «Лексуса» распахнулась, и стройная черноволосая красотка ступила остроносой туфелькой на тротуар. На плечах у нее красовалась норковая накидка, пальцы были унизаны кольцами с бриллиантами.

– Хватит! – крикнула она верзиле в кожаной куртке, который сбил Глеба с ног.

– Мара, сядь в машину! – рявкнул Шалва Георгиевич на любовницу.

– Отстань! – презрительно обронила она через плечо.

Затем подошла к костолому в кожаной куртке и грубо толкнула его руками в грудь.

– Отвали от него, придурок! Пошел!

Громила вопросительно посмотрел на депутата Гурамова.

– Мара! – снова рявкнул тот. – Немедленно сядь в машину!

Она метнула в него яростный взгляд черных глаз, а затем произнесла четко, жестким голосом:

– Вы его больше не тронете, ясно?

– Я сказал: садись в машину!

– Хватит мне указывать, что делать! Ты мне не муж и не отец!

– Мара!

Громила снова шагнул к Глебу и уже занес ногу, чтобы пнуть его по ребрам. Но брюнетка бросилась на него, как пантера, и наотмашь звезданула громилу ладонью по лицу. Парень вскрикнул и отшатнулся. Длинные ногти красотки оставили на его лице кровоточащие царапины.

Депутат Гурамов побагровел от ярости.

– Я заберу у тебя все, что подарил! – яростно крикнул он.

– Подумаешь, напугал. Да я сама тебе все верну!

Гурамов прищурился и едко проговорил:

– Может, начнешь прямо сейчас?

– Перебьешься! И вообще – ты мне надоел! Вот найду себе молодого, а тебя брошу!

Глеб тихо застонал на асфальте. Мара перевела на него взгляд, усмехнулась и добавила – так, чтобы услышал Гурамов.

– Вот этого возьму! Он молодой и красивый!

– Что ж… – прорычал депутат. – Оставайся с ним. Отарик, в машину!

Громила кивнул, быстро подошел к машине, держась рукой за расцарапанную щеку, и забрался в салон.

– Трогай! – приказал Гурамов водителю.

«Лексус» покатил прочь. Черноволосая красавица проводила его взглядом, затем, заметив приближающуюся «Волгу» с шашечками, вышла к мостовой и подняла руку.

Пять минут спустя, когда ни Мары, ни Глеба, ни машины с шашечками уже не было и в помине, «Лексус» снова подкатил к обочине. Стекло опустилось, Гурамов выглянул наружу и проворчал:

– Своенравная глупая чертовка.

– Хотите, чтобы я их разыскал? – поинтересовался Отарик.

Гурамов покачал головой:

– Нет, не надо. Сама объявится.

Тонкая смуглая рука опустилась Глебу на плечо.

– Эй, парень! Ты живой?

Красавица Мара тряхнула Корсака за плечо так, что браслеты на ее запястье звякнули.

– Эй, красавчик! Очнись!

Глеб открыл глаза. Посмотрел на потолок, потом на стену, украшенную картинами в золоченых рамах, на белоснежный «пузатый» комод, на кресло, обитое розовым атласом. Затем перевел взгляд на красотку-брюнетку, склонившуюся над ним, а потом и на часть ее роскошной груди, которой было тесно в восточном халате.

– Смотришь на мои сиськи? – весело спросила Мара. – Значит, ожил! Как ты, красавчик?

– Нормально, – тихо проговорил Глеб. – Только голова болит.

– Голова – не х… – резонно заметила Мара. – Сексом заняться сможешь?

Глеб посмотрел на ее нагловатое лицо.

– С кем?

– Со мной, дурачок!

– Спасибо за предложение, но я воздержусь, – сказал он.

– Значит, не хочешь? – удивилась она.

– Не принимай это на свой счет.

– Хм… – Мара задумчиво потерла пальчиком нижнюю губку. – Я тебе не нравлюсь?

– Нравишься.

– Тогда в чем дело? У меня шелковая кожа. Потрогай!

Она взяла руку Глеба и положила на свою обнаженную грудь. Он высвободил руку и, морщась от боли, сел на диване. Потрогал пальцами ушибленный затылок.

– Ты перевязала мне голову? – удивился он.

Мара покачала головой:

– Нет. Просто надела тебе шапочку. Ты женат?

Почувствовав головокружение, Глеб закрыл глаза.

– Нет, – пробормотал он побелевшими губами.

– Но у тебя есть девушка?

Глеб усмехнулся.

– Она считает, что нет.