— Руки вверх, сатрапы!
Когда Колобов прибыл на Большую Дмитровку, в кабинете Турецкого уже находился Грязнов.
Об изъятии из квартиры Мостовой возможного «вещдока» Василий Алексеевич сообщил шефу по телефону. От него же получил инструкцию двигаться в направлении Сан Борисыча.
— Ну, рассказывай! — вместо приветствия вскричал нетерпеливый Грязнов. — А что это у тебя на ро... лице? Кто тебя расцарапал так?
— Хрычовка старая! Засадить бы ее на год-другой...
— Это кого?
— Бабку. Каргу. Мало ее по тюрьмам гноили. Они от этого только крепчают, видно.
— Да что произошло?
— Она в меня из пистолета целилась! Мы ее насилу обезвредили, ведьму!
— А сколько ведьме лет?
— Восемьдесят, — ответил Колобов.
Грязнов с Турецким расхохотались.
— А вы не смейтесь. Вас бы туда! Сколько я оскорблений наслушался! Я же не могу со старой женщиной по ее правилам играть... Тем более что там старческий маразм в полный рост... Вот запись диктофонная. А вот пистолет.
Колобов положил на стол диктофон и упакованное в полиэтиленовый пакет оружие.
— Какой красавец, — разглядывая пистолет, восхищенно произнес Вячеслав. — Вороненой стали! Хорош!!
— Ага. Особенно когда дуло на тебя направлено... — проворчал Колобов.
— Брось ты. Он же не заряжен? — полуутвердительно, но с надеждой в голосе спросил Турецкий.
— Я не смотрел. Что же мне его нужно было своими пальцами лапать? Чтобы я, кроме всего прочего, еще и подозреваемым стал?
Александр набрал номер внутренней связи.
— Клава? Радость моя, не в службу, а в дружбу. Свяжись с криминалистами. Вызови ко мне Зуева. Спасибо. И еще вот что: ты первую медицинскую помощь оказывать умеешь? Искусственное дыхание? Как? Рот в рот... Через платок?.. Интересная мысль... Нет, не мне. Васе Колобову. И ему можешь? Что-то ты никак расшалилась?.. Боевые раны обработаешь? Хорошо, жди больного.
Положив трубку, Турецкий покачал головой:
— Ну Клавдия дает! Иди, Колобов. А мы пока запись прослушаем. Но смотри, береги честь смолоду!
— Ага! Мне про молодость сегодня уже говорили, — кивнув на диктофон, на ходу проворчал разменявший пятый десяток Василий.
— Итак, что мы имеем? — вопрошал через пару дней Турецкий, собрав в своем кабинете часть следственно-оперативной группы. — Мы имеем новые обстоятельства по делу. Альберт Александрович, ваше слово. Прошу.
— В качестве вещественного доказательства к уголовному делу приобщен девятимиллиметровый пистолет системы браунинг. На рукоятке, стволе и других частях оружия обнаружены капиллярные узоры пальцев рук, идентичные таковым, полученным при проведении дактилоскопической экспертизы в отношении Елизаветы Яковлевны и Олега Николаевича Мостовых. То есть револьвер побывал в руках как бабушки, так и внука.
— То, что он бывал в руках революционной бабушки, оно и понятно. Оружие наградное. Бабуля наша в ЧК работала. На рукоятке дарственная надпись времен Ягоды, — пояснил присутствующим Турецкий. — Он же спустя год и засадил ее на червонец.
— Но есть и «пальчики» Олега Мостового, — перебил Зуев. — А как вы все, конечно, помните, на месте происшествия были найдены восемнадцатимиллиметровые гильзы от патронов девятого калибра, которые извлечены из тела убитого. То есть эти пули могли быть выпущены из браунинга.
Но... Для этого пистолета оптимальная длина гильзы — семнадцать миллиметров. Восемнадцатимиллиметровые пули можно загнать в ствол браунинга, но перезарядка пистолета в таком случае будет затруднена, что должно увеличивать промежуток времени между выстрелами. А по данным судмедэкспертизы, все три выстрела произведены практически друг за другом.
— Браунинг был заряжен?
— Нет. Но им недавно пользовались.
— Так что же получается? Этот мальчишка хлопнул депутата? — недоверчиво спросил Олег Левин.
— Скорее уж его старуха хлопнула, — проворчал Колобов. Щека его была залеплена пластырем.
— Какая?
— Изергиль. Она же Мостовая.
— Мотив? — серьезно спросил Левин.
— Из чувства классовой ненависти. Между прочим, из ее показаний следует, что Новгородский собирался кого-то ликвидировать. Кричал об этом по мобильнику.
— Мало ли кто и что кричит? Она сама тоже угрожала. Тебя замочить хотела. Как муху, — не удержался от улыбки Турецкий.
— Так она чуть не замочила! Дай ей волю, она бы всех замочила...
— Ладно, Колобов, угомонись. Она у нас недееспособная, оказывается. Сын ее в срочном порядке опекунство оформляет.
— Это правильно. А то пришлось бы передачи носить не только сыночку Олежке, но и мамаше.
— Ну и что, что «пальчики» мальчишки обнаружили? — перебил их Левин. — Конечно, если он знал, что у бабки есть браунинг, неужели он его в руки не брал? Конечно, брал! Вы себя-то в детстве-юности помните? Если бы у вашего отца или деда был наган какой-нибудь или кортик... Неужели бы вы его в руках не вертели? Боевое оружие — это же мечта каждого пацана! Лучшая игрушка! Тем более гильзы на месте убийства не совсем те...
— Это так, это так... Но ведь, заигравшись, можно и в человека пальнуть. Особенно если цену человеческой жизни не знать, ее уникальность не понимать. Если быть уверенным, что всегда, при любых обстоятельствах папа с мамой «отмажут», спасут, уберегут свое чадо от неприятностей. Что, разве не бывает глупых, бессмысленных, но беспощадных убийств? Кого-то забили до смерти, кого-то придушили ради смеха. Разве ты таких случаев не знаешь, Олег? И зачастую виновники самых жестоких и бессмысленных убийств — подростки, накурившиеся всякой дряни. А наш подследственный «травку» покуривал, согласно показаниям однокурсников.
— Уже проводили экспертизу. В крови чисто. Не курил он в тот день ничего, — возразил Левин.
— А что до гильз?.. Так сейчас легче купить патроны к «Макарову», чем к браунингу. Разница — всего один миллиметр. Это несущественно. Мог наш Олежек натренироваться и «макаровские» патроны в браунинг запихивать? Мог! — словно бы уговаривал себя Александр. — В общем, я сам не верю до сих пор, что он соседа хлопнул. Но с другой стороны, как у классика сказано: «Если в первом акте пьесы на стене висит ружье, в последнем оно должно выстрелить». Верно? Вот что. Ты, Олег, отправляйся в СИЗО, допроси парня в связи с изменившимся текущим моментом. А я свяжусь с блоком «Справедливость». Хочется все-таки побольше узнать о покойничке, — решил Турецкий.