Но тогда почему же с упорством, достойным лучшего, как говорится, применения, и белоярские следователи, и государственная аварийная комиссия «грешат» исключительно на какие-то ошибки пилотов и диспетчеров? Почему именно эта точка зрения муссируется и в министерстве? И зачем тогда вмешивается в уже проводимое расследование Генеральная прокуратура? Зачем Кремль требует какой-то иной правды? Это значит, никто наверху не верит в случайные ошибки. А вот на вопрос, почему не верят, ответ самый простой и лежащий фактически на поверхности. Потому что на кону гигантские суммы, а значит, и влияние — на экономику и, в конечном счете, на большую политику.
Постоянно находясь на прямой связи с Турецким, Поремский знал уже о первичных результатах расследования, проведенного в Сибири, располагал и мнением Александра Борисовича по этому поводу, и их соображения совпадали в главном. Но Турецкому, который в настоящий момент начисто отвергал доводы о «случайных ошибках» и работал пока главным образом в направлении поиска исполнителей, требовались заказчики, а таковые могли находиться, по его твердому убеждению, только в Москве. И, кстати, совсем не обязательно в самом министерстве. Хотя и такую версию требовалось тщательно отработать, как и версию семейную, над которой бился Яковлев. Здесь не должно было остаться ни одного темного пятна. Зато отметая ненужное, можно было выделить, наконец, основную версию. А затем тщательно ее документировать, отработать, ну и потом… Словом, истинно сказал поэт: «Покой нам только снится…»
Владимир полагал, что беседы, как он в мягкой форме называл допросы высокопоставленной публики, на дух не принимавшей стандартной юридической терминологии, займут по меньшей мере два-три дня. Но старый чекист сумел организовать ему дело таким образом, что следователь не потерял ни одной лишней минуты, дожидаясь в приемных. Не любил, видать, Борис Михайлович чиновников, особенно тех, что сидят повыше, считал их дармоедами на народной шее и не скрывал своего негативного отношения к ним перед молодым следователем.
Владимир даже не утерпел и во время короткой передышки с легкой иронией поинтересовался у кадровика, каким это образом тот ухитряется занимать свой ответственный пост с таким, мягко говоря, негативным отношением к руководящим кадрам.
— А я — генерал, — смеясь, ответил Рогатин, — чего они со мной сделают? Я порядок знаю, а они этим похвастаться не могут. Да и не все они такие отпетые, это уж я так, для красного словца. Ну, говорят чего дельного? — Он определенно чувствовал себя соучастником расследования.
— Рассказывают… Много полезного — для понимания проблемы… Но вот некоторые — Маслов, Коженков, еще один товарищ, из Главного управления ресурсов, кажется… все они показывают, что основную роль в создании программы «Восточного проекта» сыграл первый заместитель Сальникова — Смуров. Но позже между шефом и его замом начались трения, которые едва не кончились взрывом. Однако дело уладили миром, и Смуров улетел готовить региональное совещание. Собственно, на этом все и закончилось. По некоторым сведениям, в регионах был одобрен не вариант, предусмотренный президентом и правительством, а альтернативный, и какова будет на это реакция Кремля, никто с уверенностью сказать не может. А что касается альтернативного проекта, то о нем полностью в курсе, пожалуй, один человек, который и сводил воедино окончательный и согласованный в инстанциях вариант. Это помощник покойного министра — Потемкин.
— Есть у нас такой, — подтвердил кадровик. — Его Юрием Игоревичем зовут. Из молодых. Позвать?
— Было бы неплохо, если бы знать, где он. Секретарша Сальникова, во всяком случае, ответить на этот вопрос мне не смогла. Говорила что-то вроде того, будто он отпросился еще у Сальникова на пару дней, просто отдохнуть после трудной работы. Но все последние дни находился на месте, а сейчас как бы решил, наконец, воспользоваться такой возможностью.
— Она домой Юрию не звонила? — спросил кадровик.
— Я не просил ее о такой любезности.
— Найдем… Есть вопрос: а почему я не знаю? Непорядок. Вот вам опять то, о чем я говорил. Отвыкли от порядка. Приучали-то долго, а как сбросили с себя «оковы социализма», — Борис Михайлович презрительно хмыкнул, — так сразу все — коту под хвост! Сейчас распоряжусь, со дна достанут, раз нужно…
И ведь достал.
Юрий Потемкин, которого называть молодым человеком можно было довольно условно — ему было уже за тридцать, как стало понятно из первых же его ответов на вопросы Поремского, отказывался от сотрудничества со следствием. Он ничего не знал, ни о чем не ведал, а разговоры, будто это он готовил материалы к «Восточному проекту», — не более чем красивая легенда. В курсе? Да! В смысле, приносил их на стол министра, но, главным образом, на стол его первого заместителя, который, собственно, и считался куратором проекта. А конкретных разработчиков был вагон и еще маленькая тележка — подведомственный институт, главные управления и отделы министерства. «ВэПэ» — как его называли для простоты — являлся плодом коллективного ума. Так что если говорить в общих чертах, ничего нового следствие не узнает, помимо того, что уже известно, а о частностях — тут Потемкин был не в курсе. И все ссылки, касавшиеся его собственной роли в проекте, отвергал напрочь, ибо никакими интригами не занимался, в доносительстве не замечен, и чего не знает, про то не говорит.
А между тем именно в этих не самых светлых качествах его характера и обвиняли Потемкина те, кто его хорошо знали еще до назначения Сальникова на пост министра. Говорили, что Юрий Игоревич по большей части общался со Смуровым и даже одно время был его первым помощником. Но когда в министерстве появился Сальников, Смуров, как бы по старой дружбе, отдал новому министру в помощники человека, который был полностью в курсе всех министерских событий, а также отличался хорошим знанием дела, был расторопным и не болтливым. И Потемкин всячески доказывал Сальникову, что тот не ошибся, взяв его к себе.
Такова была версия, по меньшей мере, троих ответственных лиц. Но на все попытки Поремского хотя бы частично получить от помощника министра подтверждение сказанному, следовал отрицательный ответ. Не знаю, не было, не помню, скорее всего чей-то досужий вымысел. В министерстве вообще слишком много внимания уделялось этому проекту, отсюда и интерес.
Твердый попался орешек, это видел Владимир. И способ расколоть его был тоже один, если брать во внимание отсутствие лишнего времени. Турецкий торопил, но уже две — одна доверительная, а вторая довольно-таки жесткая — беседы с Потемкиным положительного результата не дали. И между тем Поремский интуитивно чувствовал, что именно Потемкин и может стать ключом к разрешению загадки убийства министра. Именно он, поскольку его нежелание говорить правду, ссылки на незнание и прочее выглядели весьма неубедительно. И еще понял Владимир: от Потемкина тянулась прямая ниточка к Смурову, хотя помощник министра категорически отрицал какие-либо деловые свои контакты со Смуровым в последнее время — у него, дескать, было слишком много технической работы. Ни подтвердить это, ни опровергнуть было некому, а министра уже не спросишь…
Во время очередного телефонного разговора с Белоярском Володя Яковлев доложил о результатах своих изысканий в разработке «семейных» версий, не забыв подробно изложить, о чем «горланили» в домашнем кабинете Смурова пьяные свояки.