Ему уже известно, что, скажем, купленные им госчиновники разных уровней проделали нужную работу и затормозили продвижение невыгодного лично ему проекта. Однако ему также прекрасно известно, что министр Сальников, с подачи самого президента, ни перед какими аргументами не остановится и постарается убедить своих (это надо особо подчеркнуть) инвесторов, которые, грубо говоря, скинувшись, переплюнут миллиарды его, олигарха, и таким образом заставят строптивых губернаторов принять невыгодное для их собственных карманов решение. С чем остается воображаемый олигарх?
Ну, о реальной власти уже и речи нет. Точно так же, как и о гигантской финансовой реке, которая потечет по «трубе» в обратном направлении. И какова теперь реакция?
А вот тут уже придется переходить от предположений к конкретике. Их, этих олигархов, не так много в России и за рубежом, где они скрываются от правосудия. А главные сферы влияния в стране, в общем, уже поделены, и вряд ли кто-то попытается без спроса влезть в зону внимания, да и влияния другого — можно крепко по морде схлопотать. Дикий капитализм диктует, соответственно, и аналогичные своей природе нравы.
Другими словами, если поднапрячься да хорошенько поразмыслить, то вполне можно вычислить одного или нескольких заинтересованных лиц, которым данный министр был как острая кость в горле. А если еще вспомнить, каким образом они едва ли не в одночасье сделались олигархами, нетрудно будет и обнаружить у них и аналогичные методы решения спорных проблем.
Вот к такому выводу пришел Александр Борисович, ознакомившись с теми материалами, которые сумели добыть оба Владимира. И еще, проанализировав все данные, касавшиеся и Смурова, и Митрофанова, полученные из МВД, а также добытые оперативным путем, Турецкий с Грязновым пришли к выводу, что эти двое на главного заказчика не тянут. Зато вполне возможно, что оба являются как бы тем «средним звеном», которое напрямую контачит, с одной стороны, с исполнителями, а с другой — с главным заказчиком. И если взять за основу именно такой вариант, все сразу становится на свои места.
Однако и такое решение, кажущееся достаточно доказательным, нуждается в документальном подтверждении, иначе оно останется предположением, и не больше. А сами же доказательства находились… в губерниях.
Александр Борисович предполагал встретиться со всеми губернаторами, участвовавшими в том совещании. Он был уверен, что у них не будет причины скрывать свои взгляды на проблему «трубы», и доказательства своей правоты будут ими также приведены полностью. Все-таки, что ни говори, но, «болея» даже в большей степени за собственные карманы, они, тем не менее, оставались губернаторами территорий, на которых проживали миллионы людей, от воли которых зависело их собственное губернаторское будущее. Да еще как зависело! Вертикаль-то она вертикалью, но и требований масс не отринешь. Да и в местных парламентах почему-то нужного единодушия не наблюдалось. Так что, полагал Турецкий, не должны они сильно хорохориться. Свое личное достоинство соблюдать — это другое дело. Но на конфронтацию, на прямой конфликт они не пойдут, потому что догадываются: себе может оказаться дороже.
Имея это в виду, Александр Борисович и решил отправиться по губернаторам. Вызывать их всех к себе было бы тактически неправильно — народ не молодой, гордый, с норовом, и будь ты хоть трижды генерал, они себя все равно ставят выше.
— Значит, и обострять лишний раз не надо, — сказал Турецкий, — а мы люди не гордые, нам дело важнее…
Грязнов с ним согласился.
— Ты еще вот что, Слава, пока меня не будет, встреться со следователем Харченко и попытайся выяснить, по своей воле он так напортачил в деле или его заставили? Уговорили, упросили, приказали? Если последнее, то кто конкретно? Это может оказаться для нас важным. И еще, куда пропали вещественные доказательства, в частности пистолет, принадлежавший Сальникову? То есть то, что не попало в руки аварийной комиссии.
Турецкий уже тщательно изучил все материалы, собранные местными пинкертонами, отмечая для себя массу недоработок, недомолвок, нарушений в документировании и сборе доказательной базы. И это послужило причиной того, что никто из членов бригады краевой прокуратуры к дальнейшей работе уже в составе группы Генеральной прокуратуры Александром Борисовичем привлечен не был. Обижаются? Ну и хрен с ними, работать надо грамотно!
Грязнов и тут не возражал. Хотя и имел собственную точку зрения: речь тут все-таки не о неумении, а скорее о том, как бы самим себе головы не сломать. Иначе говоря, и невинность соблюсти, и капитал приобрести. Вряд ли кто-то из местных деятелей прокуратуры и милиции всерьез обиделся на то, что его фактически отстранили от продолжения расследования. Ну разве что сам прокурор или начальник ГУВД, да и то по причине личных амбиций, а не из государственной необходимости…
Сам же Вячеслав Иванович был по горло занят оперативной работой, да еще, ко всему прочему, приходилось обеспечивать безопасность своих кадров, ибо настойчивое внимание митрофановской компании к тому, чем занимались трое экспертов и Галя Романова, становилось все навязчивее. Армейские закамуфлированные автомобили типа джипов постоянно преследовали переданную для нужд экспертов Турецким — ему сейчас она была без надобности — «Волгу»: и «на яму», и «с ямы», и по городу. Не нападали, не таранили, не перекрывали путь, а просто, как привязанные, ехали сзади, действуя на нервы. И не без причины, между прочим, преследовали — грязновские эксперты Мануйлов и Мордючков обнаружили-таки важные улики «на яме», как ни старались их скрыть, точнее, уничтожить те, кто оказались первыми на месте падения самолета. А Сережа Мордючков, которого Грязнов с Турецким именовали не иначе как молодым дарованием, вообще превзошел себя — он таки отыскал среди обломков, сто раз перевернутых с одной стороны на другую, в затоптанной десятками ног земле, пистолетную гильзу от той пули, которую Настя Масловская уже извлекла из головы покойного Сальникова. И принадлежность пули к этой гильзе была Сережей доказана, оставалось немногое — обнаружить ствол, из которого пуля вылетела. Знали об этом преследователи или нет, неизвестно, но их постоянное висение «на хвосте» грозило главным образом тем, что нервы у молодого дарования могли сорваться, и у Сережи, по его выражению, «маячил впереди весьма нежелательный запой». Надо было срочно «разруливать» ситуацию.
Исходя из столь суровой необходимости, Вячеслав Иванович, который вовсе не лишен был определенных дипломатических талантов, поставил перед генералом Горбенко вопрос таким образом, что тот, сказав, что называется, «а» при первом посещении Грязнова, теперь просто обязан был сказать и «бэ».
— Слухай, Сидор Остапыч, — подделываясь под интонации начальника ГУВД, высказался Вячеслав, — на кой тоби це дило? Генеральная забрала следствие под себя, вот и заботы твои закончились, и ты никому ничего не должен. А с прокурором Зинченко мой Турецкий уже обо всем договорился: материалы вашего расследования теперь у нас, нам и головы ломать. Но если тебе посторонние всякие не мешали, поскольку ты в крае — большой хозяин — то к нам каждая, понимаешь ты… вша лобковая с советом лезет. И вот тут, Сидор, ты можешь, а говоря по старой дружбе, и должен мне помочь…