– Милая, милая Лилия Никитична, – соображает Гордеев. – Я хочу вас спросить… Так много вопросов. С чего бы начать? – И он облизнулся, покосившись на ее полуобнаженную грудь.
– Ваш кофе! – Официант поставил две чашечки и плетеную соломенную тарелочку с пирожными. – Что-нибудь еще принести? Есть холодная минеральная вода. Мороженое?
– То и другое! – приказала Лика. И нечаянно коснулась плечом Гордеева. – Называйте меня Ликой. Кажется, мы достаточно близко познакомились?
– Спасибо. Но, знаете ли… Не хочется такой приятный вечер омрачать скучными деловыми допросами. Если вы не возражаете, может быть, мы бы официальную часть встречи перенесли на следующий раз?
– Чтобы был повод для еще одной встречи? – кокетливо спросила очаровательная Лика.
– Надеюсь, что вы не откажете мне во встрече? На студии, например.
– Откажу. Ни в коем случае. На студии – ни за что! Это так же странно, как если бы… Как если бы хирург назначал встречу возле окровавленного операционного стола.
– А сталевар у раскаленной домны! – засмеялся Гордеев.
– А шофер – под машиной! – продолжает Лика. – А… А… А палач у плахи! Хотя нет, это слишком театрально. Я что-нибудь другое придумаю.
– В ресторане? – предложил Гордеев. – Все официальные встречи, как правило, проходят…
– А вдруг вы, то есть, прости, ты деловую встречу опять обернешь неделовой?
– Это надо предусмотреть.
Гордеева лишь немного охлаждало и сдерживало понимание истинных целей и прозаической задачи посланницы отечественного кинематографа.
Лика коленом прижалась к ноге адвоката.
Снимающий разочарованно хмыкнул, и объектив наехал ближе – в рамке видоискателя оказались лишь руки оживленно жестикулирующей Лики. И тут обнаружилось много любопытного! В казалось бы непринужденно порхающих движениях открылась некая закономерность – вот ее тонкие пальцы слегка коснулись руки адвоката, вот она мимоходом погладила его по гладко выбритой щеке, а теперь взъерошила ему волосы, обеими руками схватила его мужественную руку и взволнованно прижала к своей едва прикрытой груди…
Гордеев лишь улыбался и шевелил бровями.
– Я просто очарована вами! – со слезами на глазах сказала Лика и поднялась из-за стола. – Спасибо за такой добрый, такой спокойный вечер.
– Вы уже уходите?
– Увы. А серьезные вопросы мы обязательно все-таки решим. Попозже. Хорошо?
– Когда мы смогли бы встретиться?
– Я позвоню. А вы оставайтесь в ожидании, в предвкушении. Поцелуйте меня на прощание! – И она подставила губки алым бантиком.
Гордеев несколько смешался, но тут же послушно чмокнул Лику, но не в губы, а рядом.
Лика сама обхватила его голову, прижалась губами к его пересохшим губам. И во время поцелуя совершенно случайно положила его ладонь себе на грудь.
Снимающий довольно кряхтел и в максимальной крупности разглядывал и руку на груди, и целующихся. Плавно спанорамировал вниз – увидел, что брюки адвоката заметно вздыбились.
– Потом я научу вас целоваться по-настоящему, – усмехнулась довольная Лика. – Уверена, что вам понравится. Чао!
– Я провожу! – бросился за ней Гордеев, придерживая карман левой рукой. И от этого чувствуя себя бравым суворовцем в увольнении.
– Не надо, мне недалеко. – Лика на краю тротуара подняла руку как раз в тот момент, когда тяжелый черный джип медленно выполз на дорогу.
– Ну ступайте же! – Лика игриво притопнула ножкой и послала воздушный поцелуй.
Гордеев, изысканно раскланявшись на расстоянии, направился через дорогу на бульвар, чтобы в одиночестве брести обратно – к своей покинутой машине.
В кабине черного джипа Лика уселась на заднее сиденье рядом с дорогой любительской видеокамерой и спросила:
– Ну как?
– Вяловато, – недовольно сказал сидящий за рулем. – Но для первой встречи ничего. Понимаешь?.. Нет интриги! Провисает драматургия! Нужно заявить противоречия, какие-то полюса. Нет электричества!..
Их взяли другие. Несомненно поняли, что перед ними беглецы. Одежда выдавала, да и рожи хоть и обросшие, но славянские. Пара лишних рабов в хозяйстве не помешает. Что до того, что они еще недавно принадлежали другим хозяевам и при каких обстоятельствах были приобретены, об этом даже не спросили. Оружия при беглецах обнаружено не было, а кровь, застывшая на фуфайке одного из них, объяснялась простым кровотечением из носа. Ослабленные люди и с перенапряга частенько кровоточат носом.
Видимо, их еще не особенно пощипали наши спецназовцы и наши вертушки так далеко на юг не забирались. Этим и объяснялось, судя по всему, относительно спокойное отношение к беглецам. Худшее начнется потом. А пока привели в небольшое селение. Победнее, поменьше. Здесь не было ни мечети, ни минарета. И то и другое заменяла постройка из местного камня, служившая в советское время или пожарной каланчой, или административным зданием.
Примерно через полчаса на площадку перед зданием стали стекаться местные жители. Молодежи почти не было.
– Коль, одни старики… Одни старики…
– А ты как думал? Молодежь к ночи появится. Сейчас они где-нибудь на перевале тренируются или Коран под мудрым руководством арабов проходят. Глянь на старичка. Он же почти ничего не видит, а все одно – пришел. Может, русских лет двадцать не видел.
– Ничего. Еще увидит. Я Бога молю, чтобы он мне такую возможность предоставил.
– Э, братец, а где же христианское всепрощение? И тебе в самом деле охота снова в эту грязь лезть?
– Неохота, Коля, но ведь надо наказывать.
– Верно, Эдик, выбирать не приходилось.
– Нет, чумазых надо учить. Сколько у нас заводов в оборонке простаивало. Разместили бы заказ тыщ на сто километров колючки, четыре вышки по углам, трубу в обход, а на старую – заглушку. Через месяц всех баранов бы поели, а потом своих идиотов повыковыривали. Думаешь, этому бабаю воевать хочется? Да у него бельмо на глазу с кулак и поясницу перед дождем ломит.
– А вот тут ты не прав. Проутюжат «сушки» его «малую родину» – первый ятаган достанет. Любое действие всегда предполагает противодействие.
К заходу площадь опустела. Пленников отвели в здание из местного камня. И снова подвал. Здесь были деревянные нары.
Некоторое время лежали молча.
– Слушай, я вот все думаю: чего они такие фанатики?
– Религия молодая. Еще пар не вышел. Священники не совсем обюрократились. А потом, очень привлекательно себя избранным народом считать.
– Так то ж евреи?
Николай оставил последнее замечание без ответа.
– Вот у нас как: украл – грех. А у них христианина обманул – на том свете зачтется.