— Убили?
— Да, убил.
— А вы…
— Это не тайна, — сказал Плетнев. — Я уже за это ответил перед судом.
Некоторое время Людмила разглядывала лицо Плетнева, словно обнаружила в нем новые, необычные черты, потом положила ему на руку ладонь и сказала с чувством:
— Вы правильно сделали. Я бы на вашем месте поступила так же. Убийцы должны платить за отнятую жизнь своей собственной жизнью. Только такой и может быть справедливость. Черт… — Она улыбнулась. — Я и не думала, что между нами столько общего. Я думала вы обычный шкуродер. Легавый пес с одной извилиной и одной мыслью в голове — как бы выжать из меня побольше денег.
— Кстати, насчет денег, — заговорил о неприятной теме Плетнев. — Вы можете…
Людмила дернула щекой:
— Ах, оставьте. Я заплатила вам за то, чтобы вы нашли Марину. Марина в морге. Деньги вы заработали.
— Но мы не…
— Я сказала: оставьте деньги себе, — повторила Людмила, слегка повысив голос. — У меня никаких претензий. — Она сдвинула брови, нервно пожевала губы и вдруг выпалила: — Антон, можно задать вам личный вопрос?
— Последние двадцать минут вы только и делаете, что задаете мне личные вопросы, — с улыбкой сказал Плетнев. — С чего вдруг такие церемонии?
— Вы правы. Эти церемонии не вяжутся с моим характером. Я не привыкла спрашивать разрешения, и я абсолютно не умею извиняться. Не знаю, хорошо это или плохо, но я такая и меняться мне уже поздно.
Плетнев приподнял бровь.
— Так о чем вы хотели спросить? Постойте… Пожалуй, я могу угадать.
— Давайте, — улыбнулась Людмила.
— Вы хотите спросить — есть ли у меня девушка, так?
— Так, — кивнула Людмила.
Плетнев качнул головой:
— Ответ отрицательный. Девушки у меня в данный момент нет.
— Значит, как пишут в романах, «ваше сердце свободно»?
— Сложный вопрос. Не знаю даже, как на него ответить.
Людмила пожала плечами:
— Отвечайте как есть. Да или нет.
Плетнев подумал и ответил:
— Пожалуй, нет.
— Значит, вы не откажитесь поужинать со мной в ресторане?
— Звучит как приглашение, — усмехнулся Плетнев.
— Так и есть. Я не привыкла ждать у моря погоды. Либо вы говорите да — и мы продолжаем знакомство. Либо — нет, тогда мы закрываем тему и забываем об этом разговоре. Так как?
Карие теплые глаза девушки смотрели на Плетнева выжидательно.
— Вы действительно не ждете у моря погоды, — иронично заметил он. — В таком случае я скажу да.
8
— Я закрыл дело, — сказал Плетнев и, словно в подтверждение своих слов, захлопнул папку.
Турецкий сидел за столом, закинув ногу на ногу, и, прищурив серые глаза, смотрел на коллегу.
— Значит, ты считаешь, что мы свою работу сделали, — сказал он полувопросительно, полуутвердительно.
Плетнев пригладил ладонью волосы и заметил:
— Это легкие деньги. Но нам с тобой не в чем себя упрекнуть.
— Женщина убита, — напомнил ему Александр Борисович.
— Это не наша вина. Мы ничего не смогли бы сделать. Я читал заключение эксперта. Труп находился в воде дольше, чем мы ее искали. Когда мы приступили к работе, она уже была мертва.
Турецкий молчал, о чем-то размышляя и хмуря брови. Плетнев с полминуты смотрел не него, затем сказала с легким оттенком досады.
— Не понимаю я тебя, Александр Борисович. Дело сделано, деньги уплачены, убийца пойман. Что ты еще хочешь? Хочешь вернуть твою часть гонорара? Пожалуйста. Лично моя совесть на этот счет совершенно спокойна. И незачем накручивать.
Александр Борисович посмотрел на коллегу холодным взглядом и сухо произнес:
— Значит, ты считаешь, что убийца — Плотников?
— А кто еще? Он заманил к себе Соловьеву, задушил ее, потом расчленил и выбросил в пруд. А голову и руки где-нибудь закопал. Ему ведь не впервой.
— Что? — вскинул голову Турецкий. — Что ты сказал?
— Я сказал, что ему не впервой. Судя по всему, Плотников — тот самый маньяк, который лютует в Москве уже полтора года. И кстати, это мы с тобой его нашли. Нам не в чем себя винить.
— Зато есть за что хвалить, — усмехнулся Александр Борисович. — Ты еще грамоту почетную себе выпиши.
Плетневу это замечание не понравилось.
— Знаешь что, Александр Борисович… Я давно тебе хотел сказать…
— Подожди, — осадил его Турецкий.
— Чего? — не понял Плетнев.
— Подумай, прежде чем что-нибудь скажешь. Слово не воробей, и сказанного обратно не вернешь.
— Я и не собираюсь. Я всегда отвечаю за свои слова.
Турецкий кивнул:
— Хорошо. Теперь можешь сказать.
По лицу Плетнева пробежала тень.
— Александр Борисович, ты знаешь, как я тебя уважаю. Ты много для меня сделал, и я тебе обязан жизнью. Но сейчас ты не тот Турецкий, которого я знал и любил.
Плетнев замолчал, угрюмо глядя на коллегу. Александр Борисович сделал рукой едва заметное движение и сказал:
— Продолжай.
— И продолжу. Я не хотел тебе говорить, но, видимо, пришло время сказать. Раньше ты был для меня настоящим примером для подражания. Асом! Сенсеем! А теперь ты, извини меня…
— Ну, кто? — поторопил Турецкий. — Говори.
— Никто, — угрюмо ответил Плетнев. — Или, говоря жестче, ничто. Такое ощущение, что ты давно умер, и только по инерции еще ходишь по свету. Тебя нет. Есть только оболочка. Кстати говоря, порядком изношенная. Посмотри на себя, Александр Борисыч. Ты выпиваешь больше, чем нужно, бреешься два раза в неделю, у тебя мятая рубашка и тебе давно пора зайти в парикмахерскую. От твоего былого блеска ничего не осталось. Из тебя словно бы выпустили воздух. Ты больше не живешь, а существуешь.
— А ты, я вижу, психолог, — язвительно проговорил Турецкий.
— А тут и психологом не нужно быть. У тебя все на лице написано.
— На небритом, помятом лице?
— На небритом, помятом лице, — кивнул Плетнев. — Извини, что я так резко, но мягко тут не скажешь. Даже Ирина…
Плетнев осекся, наткнувшись на ледяной взгляд Турецкого.
— Что Ирина? — сухо спросил тот.
— Ничего.
— Договаривай, — потребовал Александр Борисович.
Плетнев сжал пальцы в кулаки и сказал угрюмым, непримиримым голосом:
— Посмотри, до чего ты ее довел. Она сама стала похожа на призрак. За последний год она постарела на пять лет. И все это из-за тебя!