— Вот это ты сказал зря, — глухо проговорил Турецкий, глядя на коллегу немигающим, тяжелым взглядом.
— Я не мог этого не сказать. Это было бы не по-товарищески.
Александр Борисович помолчал, потом отвернулся и тихо пропел:
А может быть, в притонах Сан-Франциско…
Он побарабанил пальцами по столу и глухо проговорил:
— Значит, вы с Ириной меня обсуждали.
— Да ничего мы не обсуждали. Это все мои собственные мысли. Ирину Генриховну сюда не вмешивай.
— Кажется, ты сам ее только что сюда вмешал, — напомнил Турецкий. Усмехнулся и задумчиво довел:
Лиловый негр вам подава-а-ал манто…
Плетнев сидел темнее тучи. По его лицу было видно, что он уже сожалеет о том, что начал этот разговор. Но что сказано, то сказано. Слово не воробей, как мудро изрек десять минут назад Турецкий.
— Ладно, — сказал Турецкий. — Хватит нам семейных трагедий и пасторалей. Давай к делу. Значит, ты твердо уверен в том, что Плотников — маньяк, который лютует в Москве полтора года, и что именно он убил Марину.
— Голову ставлю на отсечение, что это он, — твердо сказал Плетнев. — А у тебя есть сомнения?
— Да, видишь ли, не похож он на идиота. Назвать девушке свое настоящее имя, привести ее домой — а после этого убить, расчленить и бросить труп недалеко от своего дома. Если бы наш маньяк действовал именно так, его бы взяли еще на первом убийстве — тогда, полтора года назад.
— И на старуху бывает проруха, — возразил Плетнев. — Может, он и не собирался ее убивать. Пытался встать на путь исправления, и все такое. Может, даже действительно ее полюбил. Но потом она ему что-нибудь не то сказала, он и взбеленился. Психи — народ непредсказуемый.
Александр Борисович посмотрел на Плетнева насмешливым взглядом, словно тирада коллеги здорово его позабавила. Плетнев смутился.
— Я, конечно, не такой опытный сыскарь, как ты, — сказал он. — Но, по-моему, здесь случай очевидный.
— Не знаю, не знаю, — тихо проговорил Александр Борисович, задумчиво подергивая мочку уха.
— Так или иначе, но дело я закрыл, — твердо сказал Плетнев. — И больше слышать ничего не хочу о Марине Соловьевой.
— Что ж, дай Бог, чтобы мы о ней ничего не услышали, — задумчиво отозвался Турецкий.
9
Из дневника Турецкого
«Сегодня вечером встретился с женой Родиона Плотникова. Женщина нервная и сильно измотанная. Видать, много кровушки попил ей муженек. Хотя и у нее характер не сахар. Встретила холодно и настороженно. Провела на кухню. И произошел между нами следующий разговорец.
— Меня зовут Александр Борисович Турецкий. Я сотрудник частного детективного агентства «Глория».
— Частного? Вы-то мне и нужны! Мой муж ни в чем не виноват! Вы должны доказать это!
— Вообще-то, я пришел, чтобы…
— Ах, да! Вам ведь нужно заплатить. Вы ведь работаете за деньги. Хорошо, я согласна. Сколько вы берете?
— Вообще-то, я не…
— Тысячу долларов? А может быть, две? Или три? Я готова, слышите? Если понадобится, я готова продать квартиру! Родион ни в чем не виноват, и если вы это докажете, я отдам вам все, что у нас есть!
— Да, но я…
— Вы должны согласиться, обязаны! Сейчас я не могу вам заплатить. Но когда продам квартиру…
Тут моему терпению пришел конец.
— Стоп-стоп-стоп. Анна Львовна, не частите. Я могу взяться за это дело, и уверен, что продавать квартиру вам не придется. Но вы должны ответить на мои вопросы. Вы можете выслушать меня, не перебивая?
Сухие, блестящие глаза, худое лицо. Выглядит Анна Львовна не важно. Наверняка не спала минувшую ночь. Да уж, ее можно понять. Узнать, что твой муж — маньяк, на котором висит десяток трупов — большой удар даже для самой сильной женщины. А ее сильной явно не назовешь.
Ну, думаю, Анна Львовна не в том состоянии, чтобы рассуждать здраво. Но делать нечего, приходится попробовать.
— Анна Львовна, вы давно не живете с мужем?
На лице женщины удивление.
— Кто вам сказал, что мы с ним не живем?
— Он и сказал. Я встречался с ним недавно. Еще до того, как его арестовали.
Лицо делается еще удивленнее.
— Так вы с ним… знакомы?
— Да, — отвечаю я, — мы с ним приятели. Поэтому я и пришел к вам. Я хочу помочь ему, но для этого вы должны отвечать на мои вопросы искренне и спокойно.
— Вот оно что. Значит, вы его приятель. Я сразу это поняла. С чего бы это вдруг какому-то частному следователю интересоваться моим мужем.
— Теперь, когда мы выяснили, кто я и зачем пришел, мы можем приступить к разговору. Итак, вы с мужем живете вместе. Но последние две недели вы в этой квартире не жили.
— Я ездила к маме, в Днепропетровск.
— Зачем?
— Просто в гости.
— Вы нигде не работаете?
— Я воспитываю дочь.
— И, надо полагать, часто уезжаете к маме?
— Да. Довольно часто.
— И подолгу там гостите?
— Когда как. Бывает и по месяцу. У меня больная мама, и живет она одна. Поэтому мы с дочерью часто ее навещаем. У нее свой дом на окраине города. Знаете, в шестьдесят пять лет человеку тяжело хлопотать одной по хозяйству. А у нее большой огород.
— Понятно. А Родион часто к вам приезжал — туда, в Днепропетровск?
— Нет. Он не ладит с моей мамой.
— Значит, он на целые месяцы остается в Москве один?
— Ну да. А что тут такого? Он ведь не маленький ребенок, может и сам о себе позаботиться.
— И вы по нему не скучаете?
— Мне там некогда скучать. Я ведь не сижу сложа руки. Целый день в делах.
— А как дочка? Она не скучает по папе? Чем она там занимается?
— Ей тоже скучать не приходится. Бабушка занимается с ней живописью. У меня мама — заслуженный художник СССР. Кстати, Родион ведь тоже художник. Правда, самодеятельный. Он все выходные проводит с кистью в руке. Обожает Тициана и Рембрандта. Хотя зачем я вам это рассказываю? Вы ведь и без меня все знаете. Вы ведь его приятель.
— Да, — говорю, — знаю.
Хотя на самом деле ни черта не знаю. Выходит, Плотников — любитель живописи. Никогда бы не подумал. Инженер-конструктор, который обожает Тициана и Рембрандта. Такое не часто встретишь.
— Видели бы вы его в эти моменты, — с улыбкой продолжает Плотникова. — Глаза горят, стоит перед холстом весь расхристанный, перепачканный краской. Настоящий художник.
— Да-да, — говорю, — натурально художник. Трудно, наверно, с таким жить? Повсюду краски и мольберты, одежда вечно перепачкана.