— Так вы и есть полковник Грязнов? — спросил доселе молчавший молодой парень, сидевший ближе всех к телевизору. — Тот самый?
— Какая разница, тот или другой... — поморщился Грязнов. — Ну я. Что это меняет?
Оставшись один, Грязнов выключил телевизор, сел на освободившийся табурет, прикрыл глаза и постарался расслабиться.
Значит, так: подобное убийство — редкость. Киллеры предпочитают пистолеты с глушителями. Киллеры не любят, когда зарезанные визжат на всю округу, истекая кровью. Наглость убийц — это само собой, но еще и плюс желание навести следствие на определенный, наиболее популярный тип нынешних убийц. В обществе словно живет какая-то потребность в глобальном враге. Раньше все валили на евреев. Но не убийства же в подъездах, не захват рынков, не изнасилования малолетних, не угон автомобилей...
То ли дело чеченцы. Бандиты первоклассные, тут надо отдать им должное. К тому же историческая родина у них под боком. Чувствуют за спиной тылы, где можно всегда укрыться, зализать раны, передохнуть. И по новой взяться за старое.
Так о чем это я? Ну да, кто-то демонстративно решил все свалить на кровожадных чеченцев. Но это всего лишь предположение...
Александр Борисыч попробовал бы на зуб подобную гипотезу. И озадачился бы со своей хваленой интуицией. Зачем, в самом деле, при нынешней технической обеспеченности рядовых киллеров пользоваться ножами либо кинжалами?
Поэтому следует слетать туда, на место убийства, в Тюмень.
Слишком наглядное совпадение — этот эшелон, будто бы с бензином, и убийство «генерала», из нефти которого этот «бензин» был произведен. К тому же Константин Дмитриевич Меркулов прозрачно намекал на некую связь убитого с коллегами из некогда братской, но по-прежнему солнечной республики... Может, Володю Фрязина туда послать?
Хороший малый этот Володя, будет толк. Александр Борисович отдавал его, как отрывал от себя. Вот пусть Фрязин и слетает. Ему полезно проветриться. Засиделся в столице.
Грязнов встал, прошелся по комнате. Пожилая женщина, сидевшая тихо в углу, испуганно смотрела на него. Наверное, ждала, когда он закончит здесь ошиваться, чтоб запереть двери и уйти домой.
Пора уходить, нечего тут больше делать. Но очень уж не хочется снова погружаться в эту сырую метель. Но почему она так смотрит?
— Я вас задерживаю? — спросил Грязнов. — Извините, если так. Просто неохота снова в холод и сырость.
Она посмотрела на его потертое кожаное пальто и кивнула. Холод, да еще какой. Самой пришлось надеть две кофты под свое старое пальтецо.
— Я спросить хотела. — Она поднялась с табуретки. — Мой сын шестой месяц в Бутырке сидит... — Ее голос дрогнул, она заплакала.
И снова села.
— Успокойтесь, — сказал Грязнов, посмотрев на часы. — За что сидит?
Его приняли за большого начальника, который может казнить или миловать. Придется ей объяснить, что это не так.
— Да ни за что, — всхлипнула женщина. — Единственный сын... Привлекли сами не знают за что. К нему пьяный пристал, а он его оттолкнул. Тот в лужу упал и потом захлебнулся. Коленька-то мой не видел ничего, вечером было, домой после техникума спешил... А утром его взяли. Убил ты его, сказали. На суде свидетели показали: сам, мол, пристал и Коля оттолкнул только. А в луже не топил. И Колю отпустили. После в армию забрали. Мне командир части благодарности присылал. А у этого, утопшего, родственники богатые — давай пересуд, кричат. Вернули на доследование. И свидетели эти уже другое стали твердить: мол, Коля ногой его, тот память и потерял. Я не выдержала: что ж вы, говорю, делаете? Тот сам утонул, а моего теперь топите? Что он вам сделал? Иль родичи хорошо заплатили, а мне предложить вам нечего? А они носы в сторону, молчат, не отвечают. И судья меня усадила. Не по делу, мол, говорю.
Она рассказывала быстро, захлебываясь, боясь, что он ее прервет.
— Успокойтесь, — сказал Грязнов. — А что ж адвокат ваш?
— А где я деньги такие возьму на адвоката? Ведь три мильона требуют! Мне и продать нечего... В тот раз, самый первый, все на адвоката отдала, а теперь — снова-здорово, еще больше выкладывай! Цены, мол, подскочили, представляете? А он у меня один! Без отца, без дедок- бабок я его растила. Все детство проболел, теперь, как ни приду на свидание, все время кашляет. Исхудал весь, посинел, бьют его там, говорит, какие-то чурки, что с ним сидят в одной камере. Азербайджанцы, что ли, они над всеми, говорит, измываются...
— Просто не знаю, что и сказать вам, — развел руками Грязнов. — Не адвокат я. Милиционер всего лишь. Хоть и полковник. Понимаете?
— Ну да, — покорно кивнула она и вздохнула. — Не по вашей, значит, части, я понимаю...
Грязнов расстроился. Беззащитная женщина обратилась к нему за помощью. Кому он присягал помогать? Кому вообще нынче помогаем? У кого есть деньги на адвоката? А она, а ее сын? Надо же, прямо из армии пригнали, снова дело возобновили, и ведь не лень было... Очень ценный кадр, видно, был этот, утонувший в луже на городском асфальте, не иначе... Казалось бы, кому нужен этот пропойца после смерти? Другие бы вздохнули с облегчением. Нет, что-то здесь не так.
— Хорошо, — сказал он, поднимаясь. — Я скоро буду в Бутырке. Скажите-ка фамилию вашего сына и, если вспомните, статью.
— Ага, сейчас, — сказала она, растерянно оглядываясь по сторонам. Даже стала хлопать ящиками скособоченного стола, разыскивая бумагу и ручку.
— Возьмите у меня, — Грязнов протянул ей ручку и листок, вырванный из записной книжки.
— Бога молить буду... — всхлипнула она. — За кого хоть свечку поставить, не знаю... Фамилию слышала, а имя-отчество не знаю.
— Это всегда успеется, — отмахнулся Грязнов. — Вы записывайте. И ваш телефон не забудьте. Я там буду, посмотрю, что делается. И обязательно позвоню... Вас как зовут?
— Ольга Кондратьевна.
— Ну вот, а меня Вячеслав Иванович, — он протянул ей руку. — Сделаю все, что в моих силах, не беспокойтесь.
Поздно вечером он позвонил Меркулову:
— Костя, ты мне говорил про убийство в Тюмени, но не сказал, как именно...
— Это ты про какое? — поинтересовался Меркулов.
— А было еще какое-то? — поинтересовался Грязнов.
— Да вот буквально несколько часов назад... Замгендиректора той же фирмы. И тем же способом. Убит в подъезде своей квартиры в Москве.
— Тоже перерезали горло? — спросил Грязнов.
— Вот именно, — вздохнул Меркулов. — И когда только успевают... Просто не знаю, за что хвататься. То в Тюмени, то в Москве...
— Прямо какие-то ритуальные убийства, — сказал Грязнов. — Ну и что ты про это думаешь?
— Го ли чеченский след, то ли нас стараются на него навести, — ответил Меркулов.