— Оператор — это одно. Там же и дежурный есть.
— Тогда тем более странно: такой разговор — и не писать? Вы чего там у себя, мух ноздрей давите?
— Но как бы то ни было, — не обиделся Богаткин, — до президентской охраны и службы связи я, пожалуй, не доберусь.
— А тебе и не надо. Ты у себя пошарь. А туда… Найдем кого-нибудь…
Они докурили, за отсутствием урны воровато кинули окурки под лавку, пожали друг другу руки и разошлись — каждый в свою сторону.
Заместитель генерального прокурора Константин Дмитриевич Меркулов выслушал соображения генерала Грязнова, узнал от него о происшествии с Турецким и огорчился. Наверняка опять какая-нибудь баба! Впрочем, Грязнов не разубеждал его. Напротив, в самых ярких и выразительных красках расписал внешность и габариты вагонной проводницы, перед чарами которой если кто и устоял бы, так лишь один человек, сам Константин.
— Костя, ты не сильно переживай. Саня уже успел ознакомиться с текстом — для информации, а копия у меня осталась. Кто спер, вот это другой разговор.
Разговор состоялся уж под вечер, и Грязнов отправился в МУР, на Петровку. Возможно, Турецкий еще соизволит дать о себе знать.
Сам Вячеслав дергать его без нужды не хотел.
А Меркулов, проводив гостя, вернулся к телефону и набрал номер. Когда автоответчик позволил занять на информацию целую минуту, Константин Дмитриевич выдал нейтральный текст следующего содержания:
— Здравствуй, Гена, это дядя Костя. Соскучился, а ты все не звонишь.
И положил трубку. Ровно через минуту раздался звонок.
— Здравствуй. Как здоровье?
— Не очень. Все никак лекарство не достану.
— Скажи какое, я помогу.
— А рецепт можно подвезти?
— Давай, буду ждать. Пока. Я до девятого в Москве.
Меркулов понял все. Гена будет на месте и ждет дядю Костю к девяти вечера. С серьезными проблемами. Чего ж тут неясного?
Он занимался своими делами до самого конца рабочего дня. Потом отпустил Клавдию Сергеевну, свою секретаршу, домой, попросив перед уходом угостить его чайком, из чего следовало, что он намерен еще долго и всерьез потрудиться. Заодно поинтересовался, не было ли известий от Александра Борисовича, пока он был на совещании у генерального. Клавдия украдкой вздохнула, представив себе этого замечательного негодяя, у которого лишь одно на уме: как бы цветочек сорвать… и ведь сил нет отказать! Ответила, что звонков от него не было, и пошла к двери. А чистая и даже в чем-то наивная душа Меркулов, глядя вслед этой подтянутой сорокалетней женщине, находящейся, по его мнению, в самом расцвете своей привлекательности, подумал, что наверняка этот сукин сын и здесь уже поспел. Больно неадекватной была реакция Клавдии Сергеевны.
Часов около восьми Меркулов позвонил Грязнову, который, разумеется, находился на службе. Сашки ж не было в Москве, а значит, и причины где-нибудь отрываться — тоже. Обычно Меркулов предпочитал, чтоб они это делали хотя бы под его отеческим присмотром.
Константин Дмитриевич сказал Вячеславу, чтоб тот прислал к нему какой-нибудь малоприметный автомобиль. Съездить надо кое-куда. И чтоб водитель был нормальный, а не лихач, терпеть их не мог Меркулов. Они считают, что если работают в милиции, так сами могут нарушать правила.
Грязнов, подумав, предложил машину из конторы своего племянника Дениса. Его фирма «Глория» осуществляла охранно-розыскные мероприятия и считалась надежной. Еще бы, при таком-то дядюшке! Кстати, можно и охрану организовать. По высшему разряду. Меркулов ответил, что охрана ему никакая не нужна, а вот машинку бы неплохо.
В четверть девятого рядом со въездом в служебный двор прокуратуры остановилась обычная черная «Волга». Меркулов вышел. Было уже по-осеннему темно. Но водитель увидел его и коротко мигнул фарами. Усаживаясь на заднее сиденье, Константин Дмитриевич сказал:
— Тебя зовут-то как, сынок? — Водитель был неприлично молод, по его мнению. Странный все-таки человек, этот Вячеслав! Ведь водителя у него просили, а не детский сад! Наверняка лихач!
— Сергеем зовут, Константин Дмитриевич. Куда прикажете?
— В Чертаново, сынок. Только не гони, пожалуйста. Мы и так успеем.
— Ни в коем разе, Константин Дмитриевич. Мне уже Денис Андреевич полную инструкцию на этот счет выдал. Все будет в порядке.
И они плавно тронулись. Водитель был действительно мастером: не дергал, не форсировал движок, не тормозил резко, отчего всю душу иной раз выворачивает. Ехал ровно и спокойно.
— А ты, Сережа, давно у Дениса-то?
— С прошлого года. Как из госпиталя вышел.
— Воевал, что ли?
— В Чечне был.
— Э, да ты, брат, с опытом? Ну и как новая служба? Здоровье позволяет?
— Пока за рулем, Константин Дмитриевич, а там посмотрим.
— Ну молодец. — И Меркулов погрузился в свои мысли. И лишь когда выехали на Варшавское шоссе, сказал: — Как доедем до старой Балаклавки, поворачивай направо и остановись у почты. А я немного пешочком прогуляюсь.
— Проводить?
— Ни в коем случае. Я недолго.
Старая Балаклавка, как называли ее еще недавно, пока не открыли параллельно новый, широкий проспект, превратилась, по сути, во внутреннюю улицу микрорайона. По левую руку стояли семнадцатиэтажки, по правую — пятиэтажные хрущобы и чуть более молодые девяти-и двенадцатиэтажки. Район летом был зеленый, но почти неосвещенный, только вдоль улицы оранжевые фонари. А для Меркулова так оно и лучше.
Он легко нашел нужный дом, старую пятиэтажку, время которой, видимо, уже истекало. Говорили, что их уже начали ломать по Москве — готовят площадки под новое строительство.
Меркулов проверялся. Он совсем не желал тащить за собой хвост. Впрочем, этот умный Сережа, когда уже подъехали к почтовому отделению, уверенно сказал Меркулову, что сзади у них все абсолютно чисто. Ясно, грязновская школа: что дядя, что племянник.
Поднявшись на пятый этаж, Меркулов отдышался и нажал кнопку дверного звонка. Самого звонка он не услышал, но дверь через мгновенье отворилась, и он шагнул в темную прихожую. Едва дверь за ним захлопнулась, как тут же вспыхнул свет.
Гена никак не менялся. Как был темноволосым и скуластым, таким и оставался. Он помог Меркулову раздеться, проводил в комнату, указал на кресло и удалился в кухню. Через минуту появился с кофейником и двумя чашечками.
— Уже сладкий, дядь Кость, как ты любишь.
— Ну давай наливай. Но я ненадолго, Гена. Как батя?
— В полном ажуре. Выкладывай, что снова за проблемы?
— Да ты, я думаю, больше моего знаешь. Речь об убийстве Петри. Ну и журналист там еще был, Кокорин фамилия. Этим хорошо тебе известный Турецкий сейчас занимается. В Питере он, кое-какие следы обнаружились. А суть моей просьбы заключается, Гена, в следующем…