Жаворонков, погруженный в свои мысли и слушающий витийствования Смирнова, так сказать, вполуха, не мог тем не менее в очередной раз не позавидовать той легкости и непринужденности, с которой его бывший сокурсник, что называется, «покупал» аудиторию. Причем «покупал» по дешевке. Но аудитория тем не менее прекрасно «кушала» всю эту демагогию и прямо-таки на глазах уже начинала «отдаваться» обаятельному и свойскому новому начальнику.
Нет, по большому счету Георгий никогда не был завистником, его самолюбие безмятежно мирилось с неожиданными карьерными взлетами сотрудников и подчиненных, с внезапными возвышениями каких-то серых и малоприметных фигур. И в свете сегодняшних реалий обход его «на вираже» Женькой Смирновым, личностью, безусловно, интересной и неординарной, Георгий воспринял достаточно сдержанно и достойно: ну раз так решили «в верхах», значит, так тому и быть. Разумеется, определенные обида и разочарование имели место: все-таки их структура была в значительной степени его «вотчиной», именно он являлся одной из ключевых фигур, формирующих общее направление работы отдела, работы, которая поглотила массу лично его сил, времени и энергии. И вот теперь все это налаженное и четко функционирующее «хозяйство» переходило под власть «варяга»…
— И вот какое простое и, по-моему, самое разумное решение пришло наконец мне в голову. — Генерал Смирнов выдержал многозначительную, но не чрезмерную, а очень точно выверенную паузу. — Все-таки мы, слава богу, живем и работаем в атмосфере нашего родного, поистине гибкого, живого, богатого и выразительного русского языка. А что может быть естественнее для нашего языка, чем одновременно и дружественное, и уважительное обращение по имени и отчеству?
Ловко, исключительно ловко и мастерски строил Смирнов свое вступительное выступление. И не зависть, а скорее какую-то ревнивую неудовлетворенность самим собой, своей простотой и прямолинейностью вызывали у Жаворонкова гибкие и артистичные словесные пассажи старого приятеля и нового начальника.
— Ну а уж если, не приведи господь, придется ссориться и конфликтовать — вот тогда и пригодятся казенные «товарищи полковники» и «господа генералы». — Всем своим видом симпатичный и обаятельный Евгений Иванович демонстрировал, что лично он ни в коем случае не допускает такой возможности, а только что озвученное им — не более чем дань сухой канцелярской формальности.
«Да прекрати ты наконец перед самим собой-то дурака валять! — Жаворонков с бешеной силой сжал пальцы в кулаки, так что судорогой свело мыщцы в районе локтевых суставов. — Ревность! Именно ревность! И не служебная, не карьерная, а обычная, застилающая глаза мутной пеной мужицкая ревность к более успешному и удачливому сорпернику».
— Я, друзья мои, как вы уже, вероятно, прекрасно информированы, всю свою жизнь посвятил службе в органах. Тем не менее многое в специфике работы вашего, пардон, теперь уже нашего, департамента для меня является и новым, и необычным. Не сомневайтесь, я постараюсь как можно быстрее вникнуть во все тонкости стоящих сегодня перед нами задач. Собственно, работу в этом направлении я уже начал, даже не дожидаясь официального назначения. Надеюсь, что с вашей помощью мне удастся достаточно быстро с ней справиться.
Смирнов, периодически на годы исчезавший из поля зрения Жаворонкова, обладал удивительной способностью внезапно выскочить, как черт из табакерки, и, неожиданно объявившись вовремя и в нужном месте, по-своему вмешаться в жизнь Георгия. Так случайно он стал свидетелем на их с Леночкой свадьбе, так собранной его «шаркунами» «фотогалереей» он походя омрачил столь радостное для Георгия событие, день, когда Лена сообщила ему, что отныне он может вполне реально готовиться к столь давно желанному Жаворонковым отцовству…
Как ни странно, но наиболее частые встречи двух бывших соучеников происходили именно в те восемь — десять лет, когда Смирнов возглавлял госбезопасность одной довольно крупной и значительной республики. По слухам, он очень преуспел на этом поприще, введя в своей «вотчине» жесткие и неумолимые порядки, опутав всю подвластную ему территорию густой сетью агентов и информаторов. Во всяком случае, никаких громких инцидентов с правозащитниками, невозвращенцами и диссидентами за его республикой не числилось. Это не значит, разумеется, что их не было. Волна неудовлетворенности существующей действительностью, стремление к свободе, желание обновлений во всех сферах жизни неудержимо нарастала по всей стране, медленно, но верно вырываясь из-под контроля властей предержащих. Но в смирновском регионе все происходило тихо и тайно. Недоброжелатели были загнаны в глубокое подполье, никакие скандальные судебные процессы не допускались — это не значит, конечно, что их не было: были, и в немалом количестве, но все производилось аккуратно, сдержанно, без излишнего афиширования. «Смирнов? О-о-о, Евгений Иванович — выдающийся руководитель!» — и в глазах сохранившихся еще в «конторе» «реликтов» старой закалки, а также и их более молодых коллег, искренне разделяющих восхищение «стариков» приемами и методами работы «фирмы» в прошлом — таком ли уж прошлом? — вспыхивали ностальгическое восхищение вперемешку со стальной непримиримостью к всяческим «иномыслиям» и «иноделаниям».
А Женька между тем как будто бы и не уезжал никуда из Москвы. Что ни премьера в Большом, на Таганке, в Ленкоме — Евгений Иванович тут как тут, иногда — вместе с супругой, чаще — один. Объяснение простое: «Дианочка на гастролях. Как ни уговариваю ее прекратить уже прыгать по всему свету — ни в какую. Так вот и живем на два дома, то я в Москву, то она ко мне». (А дом, надо сказать, то бишь квартиру в Москве, Смирнов не только сохранил, но и существенно улучшил, перебравшись вскоре после своего нового назначения в знаменитый «Дом на набережной».) И вновь, как и раньше, при каждой семейной встрече уславливались обязательно перезвониться и хорошенько спокойно «посидеть», и так же, как и раньше, забывали об этом намерении, едва расставшись. Георгий чертовски не любил встречаться с Женькой без Дианы: уж так тот откровенно «въедался» глазами в его Леночку… И, к сожалению, надо признать, что и Леночка, в свою очередь, с каждым следующим разом посматривала на опереточно-артистичного Евгения Ивановича все с большей и большей симпатией. Повышенной мнительностью Георгий Федорович не страдал. А вот своей интуиции привык доверять. И она подсказывала ему, что если у Лены со Смирновым и не произошло пока какого-то чрезвычайно интимного сближения, то обоюдный интерес, несомненно, имеет место и, следовательно, рано или поздно, но с этой стороны надо ждать любых сюрпризов.
— Проанализировав ряд последних работ нашего подразделения — а, как я уже говорил, входить в курс дел я начал уже некоторое время назад и, не отвлекая пока ваше внимание на себя, постарался самостоятельно проработать, так сказать, инспекционно-ознакомительные вопросы, — с большим удовлетворением должен констатировать, что каждое из изученных мной дел проведено на великолепном профессиональном уровне. Временами читая ваши отчеты и резюме, я ловил себя на мысли: что это? Докладные записки сотрудников службы безопасности или научные рефераты? Ибо большинство из просмотренных мной материалов отличается глубиной проникновения не только в политические, экономические, но и в чисто научные аспекты. Честное слово, если вдруг кому-то придет в голову преобразовать наше управление в научно-исследовательский институт широкого профиля, мы определенно не ударим в грязь лицом!