Он стал все реже и реже заходить к профессору, прекратил финансовую помощь, а со временем совсем перестал интересоваться его делами. Жизнь так больно ударила Льва Анатольевича, что ему попросту стало не до профессора.
Однако Камакин был по натуре бойцом и в течение нескольких лет вернул себе утраченные позиции. И вот тогда-то он вновь вспомнил об академике Брудерере.
Лев Анатольевич приехал к академику без звонка, желая сделать старику сюрприз — с охапкой роз, коробкой лучших кубинских сигар, бутылкой «Камю» и полным пакетом разных вкусностей, по которым жизнелюбивый физик наверняка стосковался.
Поднявшись на нужный этаж, он нажал на кнопку электрического звонка и улыбнулся, предчувствуя бурную встречу. За дверью послышались шаркающие шаги, щелкнул замок, и дверь открылась. На пороге стояла незнакомая пожилая женщина. («Новая домработница», — сообразил Камакин.) Она посмотрела удивленным взглядом на цветы и пакет с провизией и сухо поинтересовалась:
— Вам кого?
— Хозяина, — весело ответил Лев Анатольевич.
— Какого хозяина?
— А у вас их два? Александра Иосифовича, разумеется!
Недоуменный взгляд женщины слегка прояснился.
— Вы это о Брудерере?
— А о ком же еще, милая?
— Так нет его здесь.
— Ну тогда позовите его жену. И кстати, мы так и будем стоять на пороге?
— Почему бы и не постоять? — строго сказала женщина. — А жены тоже нет. Съехала. Сразу после смерти академика.
— После сме… — Камакин осекся. — Значит, он… умер?
— Уж год как умер. Теперь здесь живем мы. Купили у Брудереров квартиру год назад.
Камакин сник. Значит, Брудерер умер. И значит, все его мечты о миллиардах летят прахом. Нет академика — нет «осмия». Да и не только в «осмии» дело. За годы знакомства Лев Анатольевич здорово привязался к старику.
— А вы ему кто? — поинтересовалась женщина.
— Я-то? — Лев Анатольевич грустно усмехнулся. — Приемный сын.
— А что же вы раньше не заходили, если сын?
— Были дела, — рассеянно ответил Камакин.
Он повернулся, чтобы идти.
— А цветы-то кому? — крикнула ему вслед женщина.
Лев Анатольевич остановился, повернулся, посмотрел на женщину и холодно произнес:
— Вам, кому же еще.
Камакин всучил ей цветы и пакет с продуктами, повернулся и побрел к лифту.
Весь день Лев Анатольевич был убит горем и даже напился по этому поводу. А к ночи, поспав часок и выпив пару чашек кофе, чтобы хоть немного прийти в себя, вдруг вспомнил слова Брудерера, сказанные им несколько лет назад. «Если я не успею закончить исследования, Сергей сделает это за меня».
Ну конечно же! Лучший, самый верный и самый талантливый ученик академика Брудерера Сергей Иванович Павлюков, человек с рожей маньяка-убийцы и душой десятилетнего ребенка. Утром Камакин отдал срочное распоряжение отыскать Павлюкова. И Павлюков нашелся. Да он и не терялся, потихонечку преподавал в институте, писал какие-то статьи в журналы — одним словом, вел тихую и размеренную жизнь академического ученого средней руки.
Встретились они в институтской столовой.
— Бредерер не успел создать «осмий», — сказал Камакин, глядя на то, как резво Павлюков поглощает малоаппетитный общепитовский рассольник. — Но он сильно продвинулся на этом пути.
— Да, очень сильно, — кивнул Павлюков. — Если бы вы тогда не отказали ему в помощи, он бы осуществил свою мечту.
— Я был вынужден так поступить.
— Да, я слышал, что у вас были неприятности.
— «Неприятности» — это мягко сказано, — усмехнулся Камакин, вспомнив, через что ему пришлось пройти в последние годы. — Но не будем о грустном. Жизнь продолжается, Сергей Иванович. Записи Брудерера достались вам?
Павлюков кивнул:
— Да, все без исключения. По завещанию.
— Вы наверняка тщательно их изучили?
— Разумеется.
Камакин пристально посмотрел на Павлюкова и прямо спросил:
— Когда можете создать «осмий»?
От неожиданности физик раскрыл рот:
— Э-э… Нужна лаборатория. Без нее ничего не получится. А на лабораторию нужны деньги. Так что вполне может быть, что…
«А ведь тебя жизнь тоже здорово потрепала», — подумал Камакин, слушая Павлюкова. Череп у того стал совсем гладким. Кожа физика, и раньше-то не отличающаяся здоровым видом, приобрела бледно-голубоватый оттенок. Лицо осунулось, а глаза запали еще глубже под совсем уже лысые надбровные дуги.
«А может, он болен?» — с тревогой подумал Лев Анатольевич.
— Вы, кстати, как себя чувствуете, Сергей Иванович? — мягко поинтересовался он.
— В каком смысле?
— Ну со здоровьем у вас как? Все в порядке?
— А что, так плохо выгляжу? — усмехнулся Павлюков. — Признаться, здоровья у меня не осталось совсем. У меня язва и диабет. А в последнее время еще и почки пошаливают.
— Вы лечитесь?
— Какой там! — махнул ложкой Павлюков. — На это у меня нет ни времени, ни, извините, денег.
— Я познакомлю вас со своим личным врачом, — сказал Камакин. — Это самый лучший диагност в Москве. Если понадобится, я оплачу вам лучшую клинику.
— Спасибо, конечно. Но зачем это вам?
Лев Анатольевич ободряюще улыбнулся:
— Вы мне нужны здоровым и бодрым.
— Гм… — озадаченно посмотрел на него Павлюков.
— Я намерен довести исследования академика Брудерера до конца. И без вас мне в этом деле не обойтись.
С тех пор они стали работать вместе. То есть работал, конечно, Павлюков, а Камакин снабжал его деньгами, необходимыми для продолжения исследований. Лев Анатольевич задумал осуществить давнишнюю мечту и построить в дачном поселке физическую лабораторию.
И построил.
4
Лев Анатольевич притормозил машину у ворот и посигналил. Из калитки вышел один из охранников. Камакин махнул ему рукой. Тот кивнул и открыл ворота.
Камакин въехал во двор и заглушил мотор. Ему не терпелось увидеться с Татьяной. Он уже знал, что она познакомилась с Павлюковым и даже пила с ним чай. Поначалу он рассердился, но потом подумал: а почему бы нет? Что плохого в их знакомстве? Тем более что Татьяна о нем уже слышала и знает, что от лысого физика зависит их финансовое благополучие на всю оставшуюся жизнь. А жить Лев Анатольевич собирался долго и счастливо. Причем жить не с кем-нибудь, а именно с Татьяной.
После той истории с киллером Камакин по-особому взглянул на свою подругу. Ну то есть он перестал смотреть на нее сверху вниз. Понял, что имеет дело с человеком, равным себе по силе характера.