— Нет! — крикнул он срывающимся голосом. — Не входить! Со мной все… в порядке.

— Ну извините.

Тяжелые шаги охранника загромыхали по крыльцу. Некоторое время Лев Анатольевич сидел на кровати, испуганно и рассеянно глядя на обезображенное гримасой боли лицо Перовой. Затем, охваченный внезапным страхом, оттолкнул ее от себя и вскочил на ноги.

— Я не хотел, — хрипло проговорил он. — Ты сама. Ты сама виновата.

Девушка не отвечала. Камакин взъерошил пальцами волосы и принялся нервно расхаживать по комнате.

— Успокойся, — тихо увещевал он себя. — Главное сейчас — это успокоиться. Все будет в порядке. Все будет в полном порядке. Ты и не в таких передрягах бывал…

Внезапно он остановился и посмотрел на труп Перовой безумно сверкающими глазами.

— Закопать, — тихо проговорил Лев Анатольевич. — Нужно ее закопать. — Он дернул головой и спросил сам себя: — А охранники? — От напряженной работы мысли лоб Камакина покрылся глубокими морщинами. — Охранников нужно отослать, — жестко произнес он. — Услать их отсюда, к чертовой матери!

Стараясь смотреть в сторону, он сдернул с кровати плед и укрыл тело девушки. Затем сел в кресло и немного передохнул. Мускулы на руках ныли так, словно он весь день выжимал пятидесятикилограммовую штангу. Лев Анатольевич достал из кармана сигареты, вставил одну в рот и трясущимися пальцами выщелкнул пламя из зажигалки. Сигарета скакала в губах как сумасшедшая. С большим трудом ему удалось закурить.

Постепенно боль уходила из рук, напряженные мышцы расслаблялись. Через несколько минут пальцы перестали дрожать, а в голове все прояснилось. Камакин посмотрел в окно и подумал: «Через час начнет темнеть. Охранников я отправлю отсюда. Павлюков сейчас наверняка возится со своими пробирками. Он очень увлечен и ничего не услышит, даже если у него над ухом выстрелят из пушки». Ситуация была скверная, но не безвыходная. Затушив сигарету в пепельнице, Лев Анатольевич поднялся из кресла.

Услать охранников оказалось делом несложным. Парни были рады уехать в город из опостылевшей им деревни. Лев Анатольевич сам закрыл ворота за машиной. В сарае нашлась совковая лопата.

Дождавшись темноты, Камакин вынес тело Татьяны в сад. Затем начал копать. Земля была мокрая и тяжелая, но Камакин не чувствовал ни тяжести земли, ни собственной усталости. Он копал как заведенный и через полчаса выкопал довольно глубокую яму. Стащив тело в яму, он принялся засыпать ее землей. Это заняло минут двадцать. Справившись с работой, Лев Анатольевич тщательно утрамбовал землю, а сверху засыпал ее щебенкой и сухими листьями.

Глядя на свежую могилу, он вытер потный лоб и устало, без всякого выражения произнес:

— Дело сделано.

Глава четырнадцатая

1

Кафе «Иван-да-Марья» находилось на таких задворках, что сюда практически не доезжали машины. Широкие окна-витрины кафе были занавешены темной, непроницаемой тканью. Кафе располагалось на первом этаже девятиэтажки. Это была так называемая стекляшка, приделанная к зданию со стороны улицы. Справа от кафе начинался безлюдный двор, слева — цепочка кирпичных гаражей, доходящая до самой железной дороги.

Стемнело. Порыв ветра потащил по тротуару обрывок шуршащей газеты, но за этим некому было наблюдать, поскольку двор был абсолютно пуст. Даже старушки по причине позднего часа и ненастной погоды покинули свои насиженные деревянные насесты возле подъездов.

Машина Турецкого остановилась во дворе дома. Александр Борисович выбрался наружу, и тотчас к нему подбежал человек в черной куртке и с рацией в руке.

— Быстро добрались, — сказал человек.

— Старался, — ответил Турецкий. — Объект в здании?

— Так точно. Объект вошел в кафе два часа назад и до сих пор не выходил. Машина его стоит во дворе.

— Хорошо.

Скрипнула дверь, и из ближайшего подъезда вышел человек в темном пальто. Он достал из кармана сигареты, повернулся и, прикуривая на ходу, неторопливо направился к выходу со двора.

— Будьте предельно осторожны, — сказал Александр Борисович, вновь поворачиваясь к своему собеседнику. — По двору ходят люди. Они не должны пострадать.

— Не волнуйтесь. Мы свою работу знаем.

Турецкий достал из кармана сигареты. Человек в черной куртке посмотрел, как тот прикуривает, и сказал:

— Вы бы лучше держались отсюда подальше, Александр Борисович. Мы сами справимся.

— Угу, — кивнул Турецкий, вхолостую чиркая зажигалкой.

— Да не волнуйтесь, Александр Борисович. Все будет хорошо. Положитесь на моих ребят.

— А где они, твои ребята?

— Все здесь. До моего сигнала они не высунутся.

Александр Борисович обвел взглядом безлюдный двор и усмехнулся.

— Что ж, действуйте, — сказал он.

В руке у майора зашуршала рация.

— Дверь открывается, — сообщил из динамика голос.

Майор поднес рацию к губам и сказал:

— Всем приготовиться. — Он махнул Турецкому рукой, повернулся и быстрым шагом направился в сторону кафе, говоря что-то в рацию.

Александр Борисович сунул в рот сигарету и на всякий случай отошел за бетонную перегородку подъезда, возле которого припарковал машину. Когда за дело берется спецназ, лучше не попадаться этим отчаянным парням под горячую руку. Да и шальная пуля часто летит туда, куда ей совсем не предполагается лететь. Впрочем, на то она и шальная.

Турецкий прижался спиной к стене и стал ждать. Ждать пришлось недолго. Со стороны кафе послышались крики и выстрелы. Один, другой, третий. Затем двор потряс оглушительный вой и чей-то истеричный смех. Турецкий выждал еще немного. Выстрелов больше не было. Он швырнул окурок на асфальт и вышел из-за укрытия. По двору к нему уже бежал человек в черной куртке.

— Ну что там, майор? — быстро спросил его Александр Борисович.

— Порядок. Объект у нас. Ребята зачищают кафе.

— Никто не ранен?

Майор отрицательно качнул головой:

— Нет. Пришлось шмальнуть пару раз в воздух. Он тоже достал ствол и пальнул разок в белый свет как в копеечку. Потом мы его скрутили.

— Ладно, пошли.

Они направились к кафе. Возле открытой двери под вывеской «Иван-да-Марья» сновали люди в черных масках и с автоматами в руках.

— Где? — спросил Турецкий своего провожатого.

— Да вон в машине, — показал провожатый на темный микроавтобус. — Мы только что ее подогнали.

Турецкий влез в машину. Задержанный сидел на скамейке и нагло улыбался двоим спецназовцам, держащим его под руки.

— Чё, с-сука, — процедил он сквозь зубы, завидев Турецкого, — пришел полюбоваться.