— Гусев был председателем его правления. Может быть, он вас финансировал?
— Может быть. А может, и Комитет, — усмехнулся старик.
— Люди из бывшего КГБ вас послали встретиться со мной на кладбище?
— Можно сказать, что так, — сокрушенно вздохнул Левченко.
— Семен Михайлович, теперь вы явную ахинею несете, мне даже стыдно за вас. И вы хотите, чтобы я поверил, что вы своих же товарищей по Комитету подставляете, хотите, чтобы я поверил, что взрыв устроили комитетчики?
— А ты следователь, ты и обязан никому не верить, хи-хи-хи, — задребезжал мелким смешком Левченко. — Ну все, дорогой товарищ. Наш ты или не наш — я не знаю. Ну да поживем — увидим, — сказал он, поднимаясь из кресла. — Сейчас не до тебя. Сейчас начнется тайное голосование — по регламенту, о выборах в координационный комитет. Стало быть, поболтали мы с тобой, и достаточно, — жестко и категорично сказал он. — А следы от «мерседеса» ведут на Лубянку, можешь так и записать в свой блокнот!
— Ладно. Проверим. Некто Марио, выдающий себя за итальянца, это имя вам ничего не говорит?
— Я не якшаюсь с иностранцами, — отрезал старик, поднимаясь.
Из актового зала уже звучал по радиотрансляции духовой оркестр, наяривающий бодрый марш. Старик, не прощаясь, быстро пошел к дверям актового зала.
Я остался сидеть в кресле, погруженный в невеселые размышления. Старику поручили навести тень на Лубянку? Если так, то он вполне справился со своим немудреным заданием. И его мало беспокоит, поверил я ему или нет.
Я поднялся и направился к выходу. И только сделал несколько шагов, как услышал, что позади кто-то бежит по ковровой дорожке. Я хотел обернуться, подумав, это старик меня решил вернуть, но не успел. Я услышал хриплый шепелявый голос и тут же ощутил, как что-то очень похожее на ствол пистолета больно ткнулось в спину.
— Не двигаться. Без глупофтей, приятель, слыфыф! Ручонки вверх! Медленно и за голову! Одно резкое двишение — и ты покойник!
Я решил не делать резких движений. По спине у меня поползли холодные липкие слизняки. Но не от страха. Мне почему-то мгновенно подумалось, что это воскрес безумный Марио и решил доконать меня, тыкая в спину ручкой серпа. А с придурками, честно говоря, я начинаю теряться и не знаю как действовать. С одной стороны — человек больной, с другой — что у психа в голове, это одному ему известно.
Я заложил руки за затылок и пошел вперед.
— Не оглядыватьша! — услышал я, и опять тычок в спину. Я хотел краем глаза увидеть, кто за моей спиной.
Может быть, это кто-то из окружения старика? Кто-то, в отличие от Семена Михайловича, с уже окончательно съехавшей крышей?
Мы шли по длинному коридору, приближаясь к тому месту, где сидела дежурная. Увидев меня с поднятыми руками, эта женщина оторвалась от своего романа и, открыв рот, стала медленно подниматься. Я глазами показал ей, что, мол, сзади меня не все в порядке.
Дежурная попятилась назад, не зная, что ей делать. А я решил задержаться, остановился и спросил, не оборачиваясь:
— Куда идем? Прямо или направо по коридору?
— Ступай вперед. В березовую рощу идем, — послышалось сзади.
Но я стоял как вкопанный, показывая глазами дежурной на телефон. Она поняла, чего я от нее хотел, и бросилась к телефону.
— Назад! Убью, фука! — заорал голос.
Дежурная застыла на месте и тоже потянула руки вверх, дрожа всем телом.
— Зачем в березовую рощу? — спросил я, собираясь обернуться, но новый толчок дулом охладил это желание.
— Приведу приговор в ишполнение… Я тебя ведь предупрефдал, что умреф!
— А кто меня приговорил?! Что за самосуд! — заорал я. — Я требую адвоката! — гнал я волну, совершенно не собираясь покидать Дом ветеранов. Надо было выбрать удобный момент, когда внимание моего палача будет отвлечено. Кажется, тот, кто был позади, смутился. И тут до меня дошло. Я понял, кто стоит сзади! Это тот самый псих, что орал мне во дворе Первого Медицинского института: «Ты умрешь!» Чтобы лишний раз убедиться в этом, я сделал несколько шагов вперед, — псих, не отставая, шел за мной — и, поравнявшись с зеркалом, висящим на стене за стулом дежурной, я глянул в него.
Я увидел в зеркале того, кого и предполагал увидеть. Это был тот самый псих, теперь, правда, не в смирительной рубашке, а в добротной кожаной куртке. В спину мне упирался «Макаров».
Лицо этого ненормального выражало напряженную умственную работу.
— Про адвоката мне не говорили. Я должен тебя одного прикончить, но прежде ты мне отдашь что взял…
Я только хотел возразить, что ничего не брал, как услышал неподалеку голос старика:
— Турецкий, погоди!..
Семен Михайлович осекся, увидев пистолет, приставленный к моей спине.
— Не мефай, профалифай, пока цел, — сказал старику псих и снова толкнул меня в спину.
Я решил не дразнить гусей и пошел вперед, как он приказывал.
Не прошли мы и десяти шагов, как позади раздался удар и звон. Я мгновенно обернулся, отскочив в сторону. Выстрела не последовало. Беззубый рот психа был широко раскрыт, глаза удивленно выпучены. Он покачивался из стороны в сторону, на голове и на плечах у него лежали осколки напольной фаянсовой вазы, которую обрушил на его голову старик Левченко.
Дальше я действовал автоматически. Мгновенно выхватил свой пистолет и направил дуло в лоб ненормального.
— Побаловались — и хватит, — сказал я, другой рукой хватая его пистолет. Но он не собирался отдавать, он тянул пистолет на себя, норовя направить дуло в мою сторону. — Отпускай, падла! — заорал я. Но придурок обеими руками схватился за свой «Макаров» и, наклонив голову, нажал спуск.
Грохнул выстрел, выскочившая гильза больно ударила меня по руке, кровь забрызгала мне лицо. Псих выстрелил себе в шею, пониже подбородка, и рухнул на ковровую дорожку. Он был мертв.
— Спасибо за вазу, — первое, что я сказал старику Левченко, прижавшемуся к стене коридора.
— Не за что, — автоматически ответил старик. — Вот это камикадзе! — протянул старик. — Я могу подтвердить, я видел, он сам в себя выстрелил…
— Вы его не знаете, Семен Михайлович? — спросил я, чуть отдышавшись, хотя был уверен, что старик не знает этого ненормального. Как я и ожидал, на пальцах сумасшедшего вместо кожи я обнаружил кровоточащие раны после недавнего ожога.
Я смачно сплюнул на ковровую дорожку и, достав носовой платок, стал вытирать кровь со своего лица.
— Опять, — вздохнул я.
— Что — опять? — не понял Левченко.
На выстрел уже спешили старики и старушки, приближаясь к нам.
— Опять, говорю, милицию вызывать надо. Смешно и стыдно даже, опять показания давать, объясняться! Хотя я сам ничего не пойму…