— Я не понимаю, Костя, — сказал я. — А ты что же? Умываешь руки, да? Ты ведь тоже член этой комиссии.
— Был, — Костя печально улыбнулся. — Выперли меня на оперативном совещании сегодня утром. Мы потрясенно помолчали.
— Ты там чего-нибудь наломал? — спросил я.
— Ничего я не ломал, — сказал Меркулов. — Политика комиссии претерпела изменения.
— И что же теперь?
— Теперь они ловят Бэби, — сказал Меркулов со вздохом, — а я возвращаюсь к своей непосредственной деятельности. Слышали бы вы, как они меня сегодня благодарили за проделанную работу.
— Не иначе похвальную грамоту дадут, — предположил я. — С автографом Президента.
— Ладно тебе, — сказал Меркулов. — Если честно, то я испытал огромное облегчение. Во всяком случае, теперь никому не придет в голову предложить мне пост генерального прокурора.
— Ай-ай-ай, — Грязнов с досадой потряс головой. — А ведь мы так надеялись!..
— Это прекрасно, — сказал я. — Только не кажется ли тебе, товарищ заместитель генерального прокурора, что дело вовсе не в Бэби. Что эти парни опасны для кое-кого наверху? И что вся эта пресловутая «ловушка» имеет совсем другие цели?
Меркулов почесал нос, потянулся в кресле и предложил:
— Излагай, Саша.
Он приступал к прежней работе.
Дача у Сережи находилась чуть ли не во Владимирской области и представляла собою невзрачный домик, сколоченный из подручных средств, на мизерном участке. Вокруг были еще сотни таких же домиков, где копошились люди, спеша ухватить радость благодатного огородничества и садоводства в короткие выходные дни. Когда Нина подъехала, Сережа тоже копался на грядке, работая споро и умело, и она, остановив машину, некоторое время наблюдала за ним, испытывая несомненную радость.
Это было похоже на сюжетный поворот из телевизионного сериала, в тот момент, когда она лихорадочно думала, как ей избавиться от неожиданного осложнения, этот заносчивый очкарик вдруг признался ей в любви. А самое главное, она поверила ему сразу. В этом не было рассудочности, просто что-то затеплилось в сердце, и стало светло и радостно. Как после долгой сумеречной пасмурности вдруг появляется солнце. А ведь этот парень влюбился в нее, еще не зная в лицо. Ну не странно ли это?
Конечно, она старше, она не фотомодель, да и жизнь ее как будто пришла к финишу, и быть у них ничего не может, а все же мир вокруг стал намного приятнее. Она сама над собой издевалась, определенно чувствуя волнение при мыслях об этом странном молодом человеке, и все же приехала к нему сюда, за сто с лишним километров от Москвы по скверным дорогам, потому что ближе им встречаться пока было опасно.
Она хлопнула дверцей, и Сережа поднял голову. На лице его мелькнуло радостное торжество, но он быстро взял себя в руки. Неторопливо воткнул в землю лопату, отряхнулся и направился навстречу, двигая челюстью в процессе жевания жвачки. Это его не портило.
— Едва вас нашла, — сообщила Нина, надевая черные очки. — Как вы сюда добираетесь?
— Здравствуйте, — сказал он, протягивая ей руку.
Она пожала ему руку, чувствуя в его пожатии какую-то нервную дрожь.
— Я вас не отвлекла от работы? — спросила она.
— О, перестаньте, — попросил он. — Вы же знаете, я приехал сюда только для того, чтоб повидаться с вами. Проходите к домику.
Домик был маленький, но уютный, с обширной верандой и небольшой комнаткой. Она прошла на веранду и села в плетеное кресло. Сергей стоял рядом и сопел, потому что рот был занят жвачкой.
— У вас здесь мило, — сказала Нина, только чтобы не молчать.
— Да, — сказал Сережа, садясь на диван у стены. — Тут и река есть. Если захотите, можете искупаться.
— Так как вы сюда добираетесь? — спросила Нина.
— На автобусе от электрички, — сказал Сережа. — А вы нас быстро нашли.
— Я же милиционер, — сказала Нина. Сережа кивнул, улыбнувшись.
— Вы прекрасно выглядите, — сказал он. — Вы простите; Нина, но мне это действительно приятно.
— Я помню, — усмехнувшись, заметила Нина, — ведь вы ждали кикимору.
— Свидетельские показания говорили не в вашу пользу, — заметил Сережа.
— Насколько мне известно, — сказала Нина, — свидетельские показания должны были говорить о мужчине.
— Именно поэтому я и ждал кикимору, — улыбнулся Сережа.
Нина достала пачку сигарет и зажигалку.
— Вы позволите?
Он кивнул и спросил:
— А вы давно курите?
— Я вообще-то не курю, — сказала Нина. — Это часть церемонии, своего рода маленький театр. А почему вы спросили?
— Потому что я думал о вас, — сказал Сережа. — В моем воображении вы не должны были курить.
Не могла же она сказать, что к сигаретам ее приучил незабвенный Жерар, чтоб ему провалиться. Он так любил перекуривать в постели. Она виновато улыбнулась и спрятала сигареты и зажигалку.
— Хорошо, я не буду курить. Что еще вы обо мне предполагаете?
— Остальное большей частью свойства характера, — сказал Сережа. — Многое я вычислил по способам совершения преступлений, но главное вообразил сам. Знаете, я во многом угадал вас.
Нина кивнула.
— Зачем вы меня пригласили сюда? — спросила она сдержанно.
— Чтобы поговорить с вами без опаски, — сказал Сережа. — Признайтесь, вы меня хоть чуть-чуть боитесь?
— Нет, — сказала Нина. — Я вам верю.
— Спасибо, — сказал Сережа. — Сейчас для вас наступают тяжелые дни, и я счастлив оказаться именно теперь рядом с вами.
— Тяжелые дни? — удивилась Нина.
— Вам готовится ловушка, — сказал Сережа. — Чекалин и Тверитин уже арестованы. Это убийцы ваших детей, Нина.
— Вы хотите мне помочь? — спросила она. Он кивнул.
— Вы совершаете должностное преступление, — напомнила Нина. — Я бы не хотела втягивать вас в неприятности.
— Я уже втянулся, — сказал Сережа.
Она посмотрела на него с любопытством и спросила:
— Чем я вас покорила, Сереженька? Вам нравятся убийцы?
— Не говорите так, — попросил он. — Вы не убийца, Нина. Я не могу считать вас убийцей, потому что знаю о вас все.
Нина покачала головой.
— Я убийца, Сережа, и вы напрасно пытаетесь себя обмануть. Вы думаете, мне не жаль тех, в кого я стреляла? Думаете, они не снятся мне по ночам?
— Думаю, не снятся.
Нина глянула на него испуганно.
— Да, не снятся, — сказала она растерянно. — Откуда вы знаете?