И когда пришло время, он разыграл свою партию. Провел ее блистательно. Он ни разу не ошибся. Он дорого заплатил за свое благополучие. Дело не в деньгах, тоже немалых, отданных кудеснику-хирургу за блестяще проведенную операцию. Он заплатил за свое благополучие гораздо большим: полным отсечением прошлой жизни. Он десять лет не видел родных — матери и сестры. И не увидит. Ибо для них он пропал без вести, сгинул в кровавых разборках девяностых. Долгое время он отсиживался в глухом подполье, в провинции. И лишь пять лет тому назад разрешил себе появиться в столице, начать свое дело, обзавестись семьей.
Он не решался сделать ребенка, так как боялся, подспудно боялся быть обнаруженным. И его дитя могло стать заложником, грозным орудием в руках его врагов. И только теперь, когда некоторые его сверстницы готовятся стать бабушками, он разрешил себе эту радость. Разрешил Таточке забеременеть. И, ощупывая ее аккуратный животик, думал о том, что и это позднее отцовство тоже правильно. Разве он ждал бы появления на свет своего сына (а это будет сын, они уже знали) десять, даже пять лет тому назад с тем трепетом, с каким ожидает этого сегодня?
Он думал, что за десять лет время выкосило многих, если не всех, кто мог предъявить ему счет. Иных уж нет, а те далече. Но оказывается, не все, кого он хотел бы видеть мертвым, лежали под мраморными плитами.
…Три дня тому назад в его офисе раздался телефонный звонок.
— Евгений Леонидович, вас спрашивает какой-то Сидорчук, — сообщила секретарша по телефону внутренней связи. — Соединить?
Сидорчук! Эту фамилию Акопов помнил. Еще бы ему забыть старлея Сидорчука, сотрудника РУОПа из прошлой жизни.
— Соедини, — стараясь, чтобы голос звучал ровно, проговорил Акопов. — И сходи в аптеку, купи мне баралгин. Голова болит.
— Хорошо, Евгений Леонидович. Переключаю.
— Здорово, Чечеточник! — услышал он хриплый голос. — Секретаршу отослал? Это правильно. А то секретарши народ любопытный, а разговор у нас серьезный.
— Кто вы, что за странное обращение? — Он уже понимал, что все это притворство бессмысленно.
— Неужели забыл? Не поверю. Думал, поди, что я не найду тебя никогда? Что парюсь я на нарах, куда ты меня засунул? Думал, удавили меня там, как ссученного мента? Врешь, я тоже живуч, как и ты. Думал, не найду я тебя, раз ты рожу перекроил? Опять врешь! Долго искал, но нашел! Голос-то я твой хорошо помню. А тут смотрю телик: ба, знакомые все лица! То есть лица незнакомые, но голос твой! Как веревочка ни вьется…
— Евгений Леонидович, я баралгин принесла. — В приоткрытую дверь кабинета просунулось узкое личико секретарши.
— Вон! — рявкнул Акопов.
Дверь захлопнулась.
— Ваш вопрос, господин Сидорчук, будет решен положительно. Прошу вас позвонить мне завтра. Запишите номер моего мобильного…
— Позвоню. И чтобы без фокусов.
— Всего хорошего.
Акопов дал отбой. Черт дернул его выступить в телепередаче «Мир бизнеса»! Пригласили ряд успешных коммерсантов, в том числе и его. И он не удержался: такая передача — это, фактически, бесплатная реклама в телеэфире, да еще по первому каналу, да в прайм-тайм. Вылез, дурак! И получил Сидорчука, который теперь будет шантажировать и требовать денег. Дело не в сумме, которую он потребует, этот бывший легавый, мент поганый. Дело в том, что он никогда не отвяжется. Присосется клещом энцефалитным отныне на всю оставшуюся жизнь. С Сидорчуком нужно разбираться срочно и радикально.
…Евгений Леонидович растерся полотенцем, накинул махровый халат и вышел из ванной.
И тотчас, словно ожидая этого момента, зазвонил мобильник. Акопов взял трубку, прошел на кухню.
— Чечеточник? Ну, чего решил?
— Нужно встретиться. И прекрати называть меня погонялом. Другая жизнь, другие песни. Хочешь вписаться в мою тему, варианты есть. И не слабые. Сегодня вечером я готов обсудить их. Я добро помню.
— Как ты добро помнишь, это я на нарах усек.
— Здесь я не при делах. Кто тебя к хозяину кинул, не знаю. И хватит базлать об этом.
— Лады, — согласился Сидорчук. — Где, когда?
— В восемь вечера, раньше не выйдет. Место сам назначай. В кабак я тебя не поведу, может, не столкуемся, чего ж башли зря метать. Так что где-нибудь в скверике на лавочке посидим покалякаем. Где — выбирай сам.
Сидорчук задумался:
— Ну-у… Давай у Измайлова. У метро «Измайловская».
— Хорошо.
— Только учти, разговор один на один. Без охраны твоей.
— И ты, надеюсь, без группы захвата придешь, — усмехнулся Акопов. — Это не в твоих интересах.
— Что в моих интересах, я лучше тебя знаю, — буркнул Сидорчук и дал отбой.
То есть последнее слово как бы за ним осталось. Это мы еще посмотрим.
На кухню, смешно кособочась, вошла Таточка.
— Женечка, завтрак подавать? — Она была выше мужа на голову и смотрела на него сверху вниз, как цапля на лягушонка.
— Давай, моя птичка.
Он погладил жену по плечу, опустил ладонь ниже, прижал ее к животу, чувствуя, как толкается там, внутри, его сын.
— Дерется, — сообщила Таточка.
— Здоровается с батяней, — поправил ее муж.
И чтобы я этому уроду позволил влезать в мою жизнь? Сейчас? Когда мы ждем ребенка? Врешь, Сидорчук! Врешь, падла!
— Ну, где мой сок, моя яичница, мой кофе? И поцелуй? — проговорил он вслух.
Дежурная следственно-оперативная группа прибыла на улицу Нижняя Первомайская. Высокая, нервная женщина встретила милицию на пороге квартиры.
— Я была в командировке, — начала она. — Вернулась, а в квартире были воры! Окно выбито. Вынесли магнитофон, золото. — Она всхлипнула.
— Минуточку, давайте пройдем внутрь помещения.
Молодой следователь, дознаватель и эксперт-криминалист прошли в квартиру. Все было ясно: воры проникли на балкон через окно лестничной площадки, расположенной так близко, что и ребенок вскарабкался бы на незастекленный, не огороженный решеткой балкон.
— Понимаете, я забыла затворить форточку.
— Когда вы уехали в командировку? — Молодой, неопытный следователь явно не знал, с чего начать.
— Это было три недели тому назад.
«Они бы еще через год вызывали!» — в сердцах подумал Щеглов, вырванный из объятий Катерины. Он успел пройтись по квартире и оценить толщину слоя пыли на полу и уже давно понял, что никаких свежих следов и с этого места происшествия не надыбаешь. Молча и сосредоточенно он извлек из дипломата листы белой бумаги, разбросал их по полу.
— Зачем это? — спросил дознаватель.
— Собираю образцы пыли. Листки полежат, к ним с пола пыль прилипнет, — серьезно ответил Щеглов, думая лишь о том, как бы скорее закруглиться и вернуться в свой кабинет.