Во двор дома Регины вела низкая арка — десять метров абсолютной тьмы. Лапшис напряг слух и постарался угадать боковым зрением какое-нибудь движение, но все было тихо и неподвижно.
Он решительно шагнул под арку.
Пять шагов… семь… десять. Позади послышался слабый шорох. Лапшис беззвучно отшатнулся в сторону и прижался спиной к стене. Маленькое черное животное, отчетливо видное на фоне освещенного тротуара, резво перебежало через проход и прыгнуло на мусорный бак.
«Кошка», — понял Лапшис и облегченно вздохнул.
Мысленно обругав себя за мнительность и излишнюю осторожность, Лапшис двинулся дальше. Тем не менее он не терял бдительности, и его острые, как у кошки, глаза фиксировали каждое движение, сколь бы ничтожным и малозаметным оно ни было.
Наконец туннель закончился, и Лапшис вышел в слабо освещенный внутренний двор дома. Двор обозревался почти насквозь. Лапшис по-прежнему сжимал рукоять пистолета, готовый в любой момент выхватить его из кармана и пустить в дело, но здесь, на свету, сердце его стало биться спокойней, а голова вновь заработала холодно и четко. Лапшис прошел мимо черных кустов сирени, опасливо на них покосившись, но, поскольку за кустами никто не прятался, он окончательно успокоился.
Под козырьком подъезда, ведущего к квартире Регины Смайлите, в тени, стояла женщина. Увидев приближающегося Лапшиса, она шагнула вперед и встала под фонарь, так, чтобы свет упал ей на лицо. Это была Регина. Она улыбнулась и помахала Лапшису рукой. Лапшис помахал в ответ и ускорил шаг.
И в этот момент от куста сирени отделилась тонкая, черная фигура. Прикованный взглядом к Регине, стоявшей под тусклым фонарем, Лапшис не сразу обратил внимание на эту фигуру. А когда обратил, было уже поздно. Что-то мощное и обжигающее ударило его в левую лопатку и швырнуло лицом на асфальт.
Теряя сознание, Лапшис сделал над собой усилие и, приподнявшись на локте, рванул из кармана пистолет. Однако движение его было слишком неуклюжим и неловким, пистолет зацепился за край кармана, и, пока Лапшис дергал его, вторая пуля, впившись в затылок агента, прочно пригвоздила его к асфальту.
Когда невысокий и худой, как подросток, парень в черной куртке подошел к Лапшису, тот был уже мертв. Худой парень посмотрел на Регину и кивнул ей. Она кивнула в ответ, затем повернулась и, с легким скрежещущим звуком потянув на себя железную дверь, скрылась в подъезде.
Известие о смерти сотрудника ДГБ Казиса Лапшиса не попало ни в одну газету.
8
Рано утром в номере Турецкого зазвонил телефон. Александр Борисович нашарил рукой трубку и снял ее с рычага, однако звонки не прекратились. Звонил сотовый. Чертыхаясь и зевая, Турецкий встал с кровати и подошел к журнальному столику, на котором лежал его мобильник.
— Слушаю! — проскрежетал он в трубку, силясь сдержать зевоту.
— Александр Борисович, здравствуйте. — Это был «агент в серой бейсболке».
— А, это вы! — сказал Турецкий, протирая пальцем сонные глаза. — Ну и где же ваш человек? Я прождал его вчера весь вечер. Хороши порядочки, нечего сказать!
— Человек, которого вы ждали, умер, — спокойно ответил агент.
— Что? — Сон мигом улетучился из головы Турецкого. — Умер? Как это случилось?
— Он убит, — сообщил агент все тем же несокрушимо спокойным голосом, словно речь шла не о погибшем человека, а о каком-то не слишком значительном бухгалтерском просчете. — Но в газетах вы об этом не прочтете. Литовские спецслужбы не меньше российских умеют хранить свои тайны.
— Постойте… — Турецкий взъерошил ладонью волосы. — Погодите, но как же это? То есть… известно, кто его убил?
— Нет. Но нам известно, где это произошло. Если вас интересует, я могу сказать.
— Интересует. Говорите.
— Его убили возле дома Регины Смайлите. Две пули. В спину и в голову. При нем были обнаружены документы — вероятно, он нес их вам.
— Да, наверное, — промямлил Турецкий.
— У меня есть информация, что власти Литвы собираются предъявить Роману Петрову обвинение, — сказал агент. — Думаю, что это стало возможным благодаря найденным документам.
— Вы знаете, что это были за документы?
Агент нескольно секунд молчал, словно размышлял, стоит ли сказать Турецкому правду или нет. Решил, что стоит, и сказал:
— Предполагаю, что в них были доказательства связи Романа Петрова с каунасской мафией. И доказательства неопровержимые, раз власти решились взять Петрова в оборот.
— Ясно. А что с этой женщиной… как бишь ее?..
— С Региной Смайлите?
Турецкий кивнул:
— Угу. С ней. Ее арестовали?
— Нет. Против нее у полиции нет никаких улик. То, что возле твоего дома убили человека, еще не делает тебя преступником, правда?
— Но он шел к ней! Не будете же вы этого отрицать?
— Это только догадки, — отрезал агент. — А на догадках обвинение не выстроишь.
— И что вы теперь намерены предпринять?
— Ничего.
— То есть как? Вы не пришлете сюда «кавалерию»? Все-таки убит ваш сотрудник.
— Мы не хотим усугублять конфликт. Литовские власти уже наверняка знают, что этот человек работал на нас. Прямых доказательств они раздобыть не смогут. Да и косвенных у них будет немного. Погибший был очень осторожным человеком.
— Значит, вы не хотите усугублять… Молодцы.
— Ваша ирония напрасна. Документы, не попавшие к вам, сделают свое дело. Роман Петров сядет в тюрьму. Чего же вам еще?
— Во-первых, он может откупиться, — сказал Турецкий.
— Он может попробовать откупиться, — поправил его агент. — Но, учитывая резонанс, который получит… вернее, уже получило это дело, откупиться будет непросто. Я бы даже сказал — невозможно.
— Но Отаров…
— Отаров — вне пределов нашей досягаемости, — отрезал агент. — Так же, как и вашей. Оставьте его в покое, если не хотите нажить себе неприятности.
— Звучит, как приказ, — усмехнулся Турецкий.
— Что вы, — возразил агент. — Это просто совет. Дружеский совет. Да, кстати, о нашем с вами разговоре никому не говорите.
— О сегодняшнем или о вчерашнем?
— Об обоих. Так будет лучше для всех. До свидания.
На этом разговор был окончен.
В тот же день Турецкий с Грязновым были у комиссара Климаса. Генеральный комиссар выглядел озабоченным, он то и дело нетерпеливо поглядывал на часы, но слушал их вежливо и внимательно, ни разу не перебив.
— Мы требуем, чтобы вы задержали Отарова, — говорил Турецкий. — А мы тем временем начнем подготовку к экстрадиции. Бандит должен сидеть на нарах!
— И непременно на русских? — с какой-то тихой грустью осведомился Климас.