— Насколько я понимаю, это единственные нары, на которых он может оказаться, — сказал Турецкий. — У вас против него ничего нет.
— Но Петров может заговорить… — начал было комиссар и осекся, понимая, что его собеседники слишком искушены, чтобы поверить в подобные сказки.
Грязнов наморщил лоб и сердито заявил:
— Если Отарова не остановить, эта сволочь еще много крови вам попортит!
— Да я, собственно, не возражаю, — развел руками комиссар. — Но мне нужно это… м-м… согласовать.
— Ну так согласовывайте быстрей, — предложил Грязнов. — А пока идет согласование, просто задержите его.
Климас вздохнул:
— Это тоже не так-то легко сделать. К примеру, вы знаете, где он сейчас находится?
— Нет, — сказал Турецкий.
— Ну так и я не знаю. Где я буду его искать? Объявить его в розыск? Но на это тоже требуется согласование. Поймите, друзья мои, у этих людей здесь много покровителей. Арестовать Петрова с моей стороны было уже настоящим гражданским подвигом!
— Родина вам этого не забудет, — мрачно усмехнулся Грязнов.
— Будем надеяться, — смиренно отозвался Климас.
И тут заговорил Турецкий.
— У Отарова есть любовница — Регина Смайлите, — сказал он. — Они наверняка регулярно встречаются. Отарова можно выследить.
Но Климас возразил:
— Во-первых, для слежки нужны люди. А для того чтобы выделить людей, нужны веские основания. У меня этих оснований нет. Кроме того, Регина Смайлите — уважаемый член общества и известный в стране человек. Она — помощница советника президента по национальной безопасности. Вы думаете, я сознательно буду нарываться на скандал? — Климас покачал головой. — Нет, господа. Мне это не нужно. Я и рад бы вам помочь, но мы должны играть по установленным правилам. В противном случае, мы — я имею в виду себя и вас — можем нажить себе серьезные неприятности. Вас вышлют из страны. А меня… — Комиссар тяжело вздохнул. — Впрочем, не будем о грустном, — закончил он.
— Что ж… — рассудительно сказал Турецкий, — нам с Вячеславом Ивановичем остается одно — набраться терпения и ждать.
— Это точно, — с саркастической усмешкой подтвердил Грязнов. — Вернемся в отель, закажем себе ящик водки и приготовимся к зимовке.
Комиссар улыбнулся:
— Вот и отлично, господа, вот и отлично. Можете во всем положиться на меня. Я сделаю все, чтобы выполнить вашу просьбу. Естественно, в рамках моих полномочий. А вы ведите себя потише, о’кей?
Турецкий засмеялся.
— Что такое? — насторожился комиссар.
— Да нет, ничего. Просто вы третий человек за последний месяц, который советует мне вести себя потише.
— Надеюсь, двое предыдущих — люди столь же мудрые, как и я? — с лукавой улыбкой спросил комиссар.
— Не то слово!
— В таком случае, последуйте этому совету. — Климас посмотрел на часы и сказал, не скрывая нетерпения: — Ну все, господа. Возвращайтесь в отель и отдыхайте. А мне пора заняться работой. Как говорится, честь имею.
— Ну что? — спросил Грязнов у Турецкого, когда они покинули здание комиссариата. — Получили по ушам? У меня, кстати, командировка заканчивается. Через три дня я — кровь из носу — должен быть в Москве.
Турецкий посмотрел на падающие с серого неба редкие легкие снежинки, подставил руку и поймал на перчатку несколько снежинок. Поднес ладонь к лицу, внимательно их осмотрел и удовлетворенно кивнул.
— Что ты там нашел? — насмешливо поднял брови Грязнов.
Турецкий мягко ответил:
— Меня дочка научила. Если загадаешь желание и поймаешь снежинку с семью лучами — желание сбудется.
— И что? Поймал?
Турецкий покачал головой:
— Не-а. Но пока я пялился на эти снежинки, у меня в голове появилась неплохая идея.
— Излагай, — потребовал Грязнов.
Турецкий глянул на друга, улыбнулся и сказал:
— Не все сразу, дружок, не все сразу.
9
На обшарпанной двери квартиры, в которой жила Регина Смайлите, висел большой почтовый ящик, прибитый, должно быть, еще лет тридцать назад. Вероятно, «допотопный» вид двери был призван замаскировать роскошь того, что открывается за этой дверью, рассудил Турецкий.
Едва он убрал палец с кнопки звонка, как дверь тут же открылась. В первое мгновение Александру Борисовичу показалось, что он ослеп. В шаге от него, в ярко освещенной прихожей, стояла белокурая, синеглазая богиня с густыми, распущенными, влажными волосами. Белые обнаженные плечи богини были идеальной формы, а ее улыбка могла бы затмить своим великолепием блеск драгоценных камней. На ногах у богини были белоснежные мягкие тапочки с опушкой, а к высокой груди она прижимала большое белое полотенце.
— Ну что же вы молчите? — весело спросила она по-литовски. — Кто вы такой? И по какому вопросу?
Турецкий не разобрал литовских слов, но понял, о чем она его спрашивает.
— Я… э-э… Меня зовут Александр Борисович, — еле вымолвил Турецкий. — А вы — Регина Смайлите?
— Да, это я, — кивнула богиня, переходя на русский язык. — Извините, что долго не открывала. Я была в душе. Впрочем, это и так видно. Если вы подождете в подъезде пару минут, я оденусь и тогда уже впущу вас в квартиру. Идет?
Говорила Регина весело и ласково, без малейшего напряжения и неприязни, словно они с Турецким были давнишними друзьями.
— Идет, — сказал Турецкий.
Регина закрыла дверь, и Турецкий перевел дух. Такой красивой женщины ему еще не приходилось встречать. Он видел Регину на фотографиях, но там она была в дымчатых очках, скрывающих синие глаза, а ее волосы были гладко зачесаны назад и заколоты в пучок. Лицо же Регины на всех без исключения снимках было нахмуренным и сосредоточенным — как у важного и обремененного судьбоносными делами государственного чиновника. Впрочем, она и была чиновником.
Все еще пребывая в небольшом шоке, Турецкий достал сигарету и закурил. Он затянулся пару раз, и дверь снова открылась. На этот раз Регина Смайлите была в длинном бордовом халате с вышитыми золотыми драконами. Ее волосы были зачесаны назад, а на переносице красовались очки.
— Ну что же вы! Заходите!
Регина отошла в сторону, впуская гостя в прихожую. Турецкий вошел.
— Простите, что заставила вас ждать, — сказала Регина, закрывая дверь. — Вы ведь из министерства, да? — Она окинула «важняка» любопытным взглядом. — Интересно. А где же ваш портфель? Или вы принесли документацию за пазухой?
— Я не из министерства, — сказал Турецкий. — Я из России.
Он понял, что сморозил глупость, и слегка покраснел. Регина заметила его смущение и засмеялась.