Мне хочется сказать ему, что меня уже несколько раз убивали, причем по-всякому, но это было неуместное в данную минуту хвастовство, и я негромко говорю:
— Спасибо.
Останавливаемся на лестничной площадке. Двое оперативников контролируют два лестничных пролета и заодно двери соседних с двенадцатой квартир. Один из парней майора Пронько нажимает кнопку звонка.
Дверной глазок на секунду темнеет — кто-то смотрит в окуляр. За дверью приглушенная возня и — молчание.
Оперативник снова требовательно звонит и для верности стучит тяжелым кулаком по гулкой, обитой двери.
После минутной тишины с той стороны дверей доносится недовольный преувеличенно сонный голос:
— Чего надо? Головой постучи!..
— Откройте, угрозыск!
— А че вам надо, угрозыск?
— Проверить поступивший на вашу квартиру сигнал. Немедленно откройте!
— Ты закон о неприкосновенности жилища читал, розыск? Санкцию принес от прокурора?
Я протолкался к двери, поднес к линзе глазка свое раскрытое удостоверение:
— Следователь Прокуратуры России Турецкий. Попрошу открыть работникам милиции!
За дверью опять возня. И вдруг раздается преувеличенно громкий, разухабистый, «пьяный» голос Славы Грязнова:
— Да чего вы ссыте, мужики?! Нехай засунут сюда свои носяры. У моего дурачка-извращенца дип… дип-ло-мати-ческая… о! Неприкосновенность!..
Глухой звук, с каким крепкое тело помимо своей воли ударяется о твердую поверхность, — и дверь распахивается. В прихожей нас встречают Слава и два служителя здешнего филиала фирмы «Эдельвейс». Причем один из служителей лежит на полу в бессознательном состоянии. А второй, увидев, как сразу протрезвевший Слава деловито присоединяется к розыскникам, сникает. Совсем ему становится нехорошо, когда из комнаты выходит Гена, совершенно одетый, и выводит перед собой перепуганного мальчишку лет девяти, с темными курчавыми волосенками и шоколадным цветом кожи. Он испуганно косится красивыми выпуклыми глазами на хозяина и старается держаться поближе к Геннадию.
Две другие комнаты закрыты изнутри на засовы.
Озоруя, Слава стучит в одну и в другую дверь, громко предупреждает:
— Оденьтеся и отопритеся, граждане отдыхающие! Проведем перекличку и проверку паспортного режима!
Потом подходит ко мне и рассказывает:
— Хорошее место! Был бы моложе, пошел бы. Девушка стоит шестьдесят баксов в час, а за Максимку этого, — он кивком указывает на мальчишку, — за мальчишку Гена им двести зеленых в час должен был отдать.
Нехотя, будто со скрипом, открываются двери комнат, выходят сначала наспех одетые барышни, с вызовом и без особого смущения поглядывающие на милиционеров. Следом за ними два молодых человека выползли, волоча ноги и сильно щурясь, то ли от яркого света, то ли от стыда. Оба в костюмах и при галстуках, но один впопыхах повязал свой аксессуар задом наперед — нижней, узкой половиной галстука наружу.
Двое понятых, средних лет работяга и его жена, во все глаза смотрят на происходящее. Причем глава семьи перед сном, видно, хорошо принял. И теперь, частично пребывая в алкогольной нирване, кроет всех этих б…, п…, с… и т. д. во весь свой луженный в горячем цеху голос. Один из офицеров, тот, что к ним поближе, борясь с приступами смеха, пытается его урезонить.
Слава Грязнов сразу берет в оборот одного из пастырей спальных девочек, а я подхожу к проституткам.
У Славы и у меня фотографии Мещеряковой.
— Как вас зовут? — спрашиваю у девушек.
— Вам зачем? — опасливо интересуется одна.
— Малышка! — рявкает ей Слава. — Этот прокурор может отправить тебя в такую светлую морозную даль, что у тебя навсегда отмерзнут твои рабочие органы! Колись, зараза, быстрей, может, он тебя и простит! Это «важняк»!
Девочки Толстого, может, и не читали, но феню слышали.
— А что такое? Что случилось? — зачирикали испуганно путанки-массажистки. — Что вы хотели узнать?
— Так-то лучше. Имена скажите, чтоб я мог разговаривать с вами по-человечески.
— Оля.
— Света.
— Так вот, Оля и Света, посмотрите на эту фотографию и скажите все, что знаете об этой женщине.
Фотография, конечно, была из тех, что не предназначены для людей слабонервных.
— Ой, блин, что это с ней? — воскликнула Оля.
— Ты ее знаешь?
— Ну да! Катька Мещерякова! Она что, мертвая?
— Мертвее не бывает. Откуда ты ее знаешь? Работали вместе?
Ольга, прежде чем ответить, покосилась на охранника притона. Тот, понурившись, что-то негромко рассказывал Грязнову и на девушку даже не взглянул, хотя она таращилась на него изо всех сил, пытаясь заставить его оглянуться. Тогда Ольга решила, видно, что не будет большой беды сказать правду о человеке уже неживом.
— Да, знаю. Она у нас недавно, полгода может.
— Вы дружили?
Девушки переглянулись несколько недоуменно.
— В общем, не ругались, но и дружбы особой не было. Какая у нас может быть дружба? Днем не видимся, не встречаемся, на работе — тоже, каждая в своем углу. Тем более она раньше в другом месте работала, пока опыта не набралась.
— В каком месте?
— Думаете, мы знаем? Каждый из нас на своем участке задействован…
Вижу, что врет, но уличить не могу.
— Может, с кем-то из девушек она была особенно близка?
Девчонки, обнаружив в моей фразе двусмысленность, прыснули:
— Не, она у нас за розовую не канала!
Ольга, по всей видимости, уже преодолела первоначальный испуг, села вальяжно, закинув ногу на ногу, закурила.
Светлана была более впечатлительна, она время от времени бросала взгляды на фотографию.
— Это самоубийство? — дрогнувшим голосом спросила она.
— Нет, это убийство.
— А что с ней?
— Ошпарена.
— О Боже!..
— Вот именно, — говорю. — А вы все шуточки шутите! Ну так что? Вот вы вместе работаете и друг с другом не общаетесь?
— Почему? — ответила Ольга. — Мы вообще одноклассницы со Светкой. И сюда вместе пришли, прямо со школы.
— А Катерину, значит, к себе не подпускали?
— Да ну, она зануда была! Мы поработаем, а в выходной в бар сходим, на дискотечку отвальную. Там, глядишь, и женишка крутого можно зацепить. А она все баксы в чулок прятала, квартиру хотела купить. Купила! За что ее, не знаете?
— Догадываемся. А девушка по имени Дина вам знакома?
— Что, ее тоже? — воскликнула потрясенная Света.