Краем глаза заметил, как Ольга ткнула Светлану локтем в бок. Но было уже поздно.
— Этого мы не знаем, потому что пока не известно ее местонахождение. А с вашей помощью я надеюсь узнать, как фамилия этой девушки и где ее можно найти.
— У нас она уже не работает, — быстро сказала Ольга.
Она явно начала меня раздражать.
— Фамилия? — резко спросил я.
Ольга вздрогнула:
— Чья?
— Пока не твоя!
— А че вы тыкаете?
Обиделась, понимаешь ты!
— Не егози, а то отправлю в кожвендиспансер на долгую комплексную проверку!
— Не отправите. У нас свой врач есть, и мы регулярно проверяемся, как общепит!
— Олька, не заводись, — увещевала Светлана подругу. — Мы же ничего такого не скажем. Динина фамилия Венгерова, она долго в «Эдельвейсе» работала. Классная девушка, на английском лучше чем на русском шпрехает. Шеф ее около себя держал, только для самых крутых клиентов. Говорят, она даже из правительства с кем-то была. А где-то полгода назад уволилась…
— Ишь ты, уволилась! У вас, может, и отдел кадров здесь есть?
— Отдела нет, а трудовые книжки заведены!
— Ну да! И кем же вы там записаны по должности?
— Массажистками! — в один голос сказали девушки и захихикали.
— Вы, конечно, не знаете, где Венгерова Дина проживает?
— Конечно, не знаем!
— А кто знает?
— Шеф.
— Кто из них шеф?
— Да ну что вы! Это наши охранники, следят, что бы клиенты расплачивались аккуратно и не требовали невозможного.
— А где шеф?
— Мы не знаем.
— Где офис, я спрашиваю?
— Не знаем. Мы знаем только эту хату и Сашу с Витей.
— А они знают?
— Наверно…
Грязнову охранники сказали о Дине Венгеровой то же самое, что и девчонки мне, а заодно поведали, хоть и без особого желания, где у шефа офис и главные, так сказать, массажные кабинеты, где он живет и как его фамилия.
Директор массажных кабинетов «Эдельвейс», двадцативосьмилетний Владимир Петрушин, офис держал неподалеку, в такой же трехкомнатной квартире, которую мы только что покинули. К директору мы пошли вдвоем со Славой. Сотрудники двенадцатого отдела остались завершать свою работу.
12
Дверной звонок у Петрушина не работал, поэтому Слава без долгих раздумий забарабанил кулаками в дверь. В «Эдельвейсе», включая все его филиалы, явно не любили незваных гостей. Но, люди неопытные, не догадывались, что тонкая и необитая дверь легко пропускает звуки. Поэтому мы услышали шаги в прихожей и голоса. Мужские.
— Да не открывайте вы и не спрашивайте! Опять небось какой-нибудь недостреленный ваш приятель!..
— Я хотя бы спрошу. Сашка звонил, говорил, к нему швед какой-то напросился, любитель мальчиков. Может, чего случилось, а ты телефон занял!.. Кто там среди ночи?
— Уголовный розыск, Владимир Николаевич!
— А… что случилось?
— Мы тоже мальчиков любим, так что открывайте, пока мы дверь с петель не снесли! — рявкнул Слава.
За дверью — испуганная тишина, потом долгое, хотя и суетливое открывание замков. Дверь приоткрылась, запертая на цепочку. Элегантный мужчина, чье искаженное бурей отрицательных эмоций лицо явно не гармонировало с изысканным, дорогим костюмом, попытался рассмотреть нас сквозь щель, потом попросил:
— Вы, конечно, извините, ради Бога, но можно удостоверение посмотреть?
Слава поднес к щели свое раскрытое удостоверение.
Петрушин тщательно, насколько мог, изучил и фотокарточку, и печати, и подписи. После чего откинул цепочку, распахнул дверь и сделал широкий приглашающий жест рукой, а голосом продублировал:
— Прошу вас!
Мы вошли. Та же планировка, что и в филиале, но здесь для «массажа» предназначены только две комнаты. В третьей — строгий и в то же время роскошный кабинет. Туда директор нас и провел, усадил на кожаный диван, предложил кофе и спросил, чем же он может быть нам полезен.
Мы решили не говорить ему о том, что сегодняшняя ночь начало конца его фирмы. Стрессовая ситуация может подвигнуть его на необдуманные поступки, а у нас к Петрушину свой интерес.
— У вас работала Мещерякова Катерина? — спросил Слава.
Петрушин решил, что интерес у нас узкий — не к фирме в целом, а только к одному ее работнику, расслабился и позволил себе немного игривый тон:
— Отчего же вы употребляете глагол в прошедшем времени? Работает. Хотя вам, наверное, видней. Если она в чем-то замешана, мы общественного защитника заряжать не будем. Каждый отвечает за себя!
Грязнов положил на стол перед Петрушиным фотографию мертвой Мещеряковой и спросил:
— Правду говорят, что у вас хорошо хоронят?
Петрушин поперхнулся, посмотрел на Славу недоуменно:
— Э… что вы сказали?
— Несколько часов назад эту вашу труженицу кто-то накачал водярой и утопил в ванне! Ваши предположения — кто мог это сделать и за что? Времени у нас в обрез, так что чем быстрей будет работать ваша память, тем больше шансов, что мы уберемся отсюда без последствий для принимающей стороны!
Володя Петрушин, холеный моложавый человек, такими когда-то были комсомольские работники масштабом не ниже областного, поверил Грязнову сразу. К тому же он знал точно, что смерть Катюши — не его рук дело, поэтому чувствовал себя уверенно и спокойно.
— Мещерякова у нас не очень давно. Девушка спокойная, надежная…
— Подождите, — перебил его я, — здесь есть еще кто-нибудь?
— Да. Наш врач.
— Позовите, пожалуйста. Может быть, он сможет добавить что-нибудь существенное.
Петрушин пожал плечами и громко позвал:
— Коля! Иди сюда!
Через минуту появился Коля — высокий, крепкий мужичок лет сорока в расстегнутом белом халате поверх спортивного костюма.
— Коля, вот господа из уголовного розыска. Говорят, что Мещерякову Катю убили! Черт знает что делается!
— Да уж! — согласился Коля. — А вчера нас с вами чуть не ухлопал этот ненормальный! А еще другом вас называл.
— Да это неважно! — торопливо сказал Петрушин и продолжил рассказ: — Катерину привела к нам Дина…
— Что значит «привела»? У вас это вроде зверинца, свободный отлов?
Я стараюсь говорить мягко, не агрессивно, для того и слова подыскиваю нейтральные. А они почему-то все понимают превратно.
— Да нет, что вы?! Это я так, оговорился! — восклицает Владимир Петрушин, а сам глазенками зыркает то на меня, то на Грязнова, — отслеживает, какую реакцию имеют его слова.