И тут же комнату заполнил голос Высоцкого: «Истопи ты мне баньку по-белому…»
Савелий покачал головой, низко поклонился своему земному учителю, потом выпрямился, подошел к неутешной вдове, обнял ее и прошептал:
— Вы о похоронах не волнуйтесь: мы, его ученики, все сделаем как надо! Как Батя хотел!
Та безропотно кивнула, прекрасно понимая, что ее муж был не просто военным, но и наставником, у которого несчетное количество подопечных и учеников, и они ДОЛЖНЫ отдать ему почести и проститься с ним.
— Спасибо всем, — сказала она и тихо добавила: — Прошу исполнить последнюю волю покойного.
Посторонние тихо вышли, оставив семью наедине со своим горем…
Савелий и Воронов сели в машину и несколько минут молчали.
— Нужно позвонить Богомолову, — сказал наконец Савелий, и Воронов тут же достал из кармана трубку сотового телефона. — Константин Иванович? Это Савелий!
— Ты что, все еще пьян? — спросил генерал. — Забыл, как тебя зовут? — Богомолов рассердился: нельзя допускать такие проколы.
— Константин Иванович… — снова начал Савелий.
— Что случилось?
Савелий помолчал немного и наконец собрался с духом.
— Батя умер.
— Филя?! — вскрикнул Богомолов. — Когда?
— Только что.
— Ты там?
— Да.
— Слава Богу! Он боялся, что не успеет благословить своего лучшего ученика.
— Когда он вам это сказал?
— Когда первый инфаркт получил. Ты в Америке был… Мощный старик!
— Генерал вздохнул. — Жаль, что меня не было рядом…
— Именно так он и сказал: «Жаль, нет сейчас рядом еще одного близкого мне человека… Представляю, как Костя расстроится…» Просил извиниться за него, что не дождался, но и расстраивать не хотел…
— Вот чудак, — с нежностью в голосе произнес Богомолов, опять вздохнул и спросил: — Займешься похоронами?
— Конечно.
— Только не экономь, пожалуйста: я выделю из фондов Управления.
— Кладбище какое?
— Разве ты не знаешь?
— О чем?
— Филя из очень древнего дворянского рода. По мужской линии все были военными, а прадед при Бородинском сражении прямо из рук российского императора получил высочайшую награду… Да, все они достойно служили Отечеству! — с гордостью за друга произнес Богомолов.
— Его прадед, дед и отец похоронены на Ваганьковском: у них даже фамильный склеп стоит, там же и его место есть. Он еще три года назад все оформил. Очень уж ему не хотелось лишние хлопоты доставлять своим близким. Высоцкий-то поет?
— Да, «баньку» он попросил. Напоследок такое учудил! — Савелий усмехнулся и рассказал о последнем розыгрыше генерала Говорова.
Они разговаривали с ним так, словно он был жив, просто находился не рядом с ними, а гдето в другом месте. Такое ощущение бывает всегда, когда не можешь примириться с тем, что близкий тебе человек ушел навсегда и ты уже никогда не увидишь, как он улыбается, не услышишь его голос. Никогда. НИКОГДА! Какое безысходное слово!
— Странно, — сказал Богомолов. — Разумом понимаешь, что человека уже нет в живых, а сердце никак не хочет с этим смириться, и все кажется, что сейчас откроется дверь, войдет Филя и спросит: «Ну что, здорово я вас разыграл?»
Богомолов будто «подслушал» мысли Савелия.
— Ладно. Михаил Никифорович все сделает, как нужно: пару-тройку дней генерал дома полежит, потом тело перевезут в Управление, для прощания.
— Генерал просил обойтись без этого, — твердо проговорил Савелий.
— Как так? — Богомолов растерялся. — Не положено!
— Константин Иванович, нужно сделать ТАК, как ОН просил! — настойчиво сказал Савелий.
— Да, но Говоров же военачальник, — возразил Богомолов.
— Единственное, что Батя разрешил, так это воинский салют на кладбище, — добавил Савелий, поразившись, что Батя оказался провидцем.
— Ладно, спасибо и на этом. Как ты понимаешь, наша встреча переносится на следующий день после похорон. Ребята поймут?
— Не только поймут, но и все будут на похоронах! — уверенно ответил Савелий.
— Ладно, звони, если что. Как же все не вовремя… — тихо сказал он.
— А смерть всегда приходит не вовремя.
— Я не о том.
— Вы не волнуйтесь, Константин Иванович, мы все успеем. Я правильно вас понял?
— Не сомневаюсь. Будь, сержант!
— До свидания, товарищ генерал.
Савелий повернулся к Воронову.
— Переживает? — спросил тот.
— Еще бы! Они же были давними друзьями. А ты знаешь, наш Батя, оказывается, из древнего и славного дворянского рода. У них даже фамильный склеп на Ваганьковском есть.
— Какая разница, где сгниют твои кости? — неожиданно буркнул Воронов. — Помнишь, у Шекспира? «Пред кем весь мир лежал в пыли — торчит затычкою в щели!» За точность слов не ручаюсь, но смысл такой.
— Нет, братишка, я категорически с тобой не согласен. Костям, может, и все равно где гнить, но родным умершего человека, да просто друзьям, не все равно. И я уверен, что каждый человек в глубине души хотел бы, чтобы на его могилу приходило как можно больше людей и поминали его добрым словом долгие годы.
— Поминали — да, но не надо делать из могилы место для преклонения. Или тебе привести для примера Мавзолей?
— Это совершенно разные вещи, — возразил Савелий. — Недавно я прочитал в какой-то газете, кажется в «Московском комсомольце», историю про то, как в русском селе были захоронены останки погибшего в Чечне русского солдата. И его мать почти каждый день ходила на эту могилку. А потом выяснилось, что останки эти, возможно, принадлежат совершенно другому солдату, и его мать не находит себе места, потому что не знает, где его похоронили, и не может пойти на его могилу и поплакать. Казалось бы, чего проще: проведи эксгумацию и все сразу же станет ясно. Однако все село встало против раскопок. Дескать, не надо тревожить прах. Но я уверен, что дело совсем в другом: они боятся, что там действительно не их сын и земляк. Где тогда они будут его поминать?
— А каково другой матери? — недовольно процедил Воронов.
— А чего это ты? Ты же сам и сказал, что все равно, где костям гнить, — подцепил его Савелий.
— Да нет, кажется, я погорячился. Я вдруг поставил себя на место этих матерей: предположим, мой сын погиб, а я не знаю, где лежат его кости.
— А если кремация?
— Что кремация? После нее остается прах. И вообще, чего ты ко мне прицепился? Я сам не знаю, что несу! Эта смерть просто выбила меня из колеи. — Казалось, Воронов сейчас взорвется.
— Ладно, — примирительно сказал Савелий. — Куда поедем? К тебе или ко мне?
— Давай к нам.
— Может, позвонишь сначала Лане?