Нового больше не было, и Юра решил закончить допрос.
Подписав страницы протокола, Афоня в ожидании уставился на следователя. Но тот вызвал конвоира и приказал отвести Афонина обратно в камеру. «Скоро отпустим», – сказал на прощание.
А тут как раз позвонил Грязнов, интересовался ходом допросов. Узнав, что они закончились, созвонился с Кистеневым и сказал, что условия договора готов выполнять. Где Николай Парамонович?
– Да чего ты, Грязнов! Слову авторитета уже не веришь?! – возмутился было Леха. – У себя дома сидит твой стукач. Но пусть теперь меняет работу – покоя ему от братвы не будет.
– Это в наших силах, Кистенев. Сейчас я ему перезвоню, и если ты сказал правду, можешь присылать на Петровку гонцов за своими.
– Не велики баре, сами добегут, – презрительно ответил Леха и смачно выругался. – А и ты не шибко радуйся, Грязнов, не одному тебе чихуня.
– Ты о чем? – насторожился Вячеслав Иванович. Что обозначает этот воровской термин, он знал: специалистка по части орального секса. Но почему этот вопрос возник у уголовника?
– А тебе скоро доложат, Грязнов. Но учти, твое слово – твердое.
Грязнов не стал дальше тянуть резину, разгадывая воровские загадки, и перезвонил Парамонычу. Осведомился о здоровье.
– Да более-менее, Вячеслав Иванович, – как-то неохотно откликнулся тот.
– Ты один? – и, чувствуя, что Парамоныч замялся, добавил: – Скажи там кому-нибудь из них, что Грязнов хочет говорить. Пусть трубку возьмут.
– Ну, слушаю, – раздался через полминуты ленивый голос, «бык» еще и чавкал – видно, жвачку жевал.
– Говорит начальник МУРа Грязнов. Через десять минут ваши будут на свободе. Поэтому выметайтесь из квартиры. Можете позвонить Кистеневу. Все.
После этого содержательного разговора Грязнов связался с Турецким и попросил его дать Юре соответствующее указание отобрать у бандитов подписку о невыезде и дать им обоим под зад. Но, давно привыкнув держать все под собственным контролем, снова нашел Юру и поинтересовался, выполнено ли указание Александра.
Юра порывался что-то сказать, но Грязнов не хотел больше ничего слышать про этих бандитов. Наконец, Юра пробился:
– Вячеслав Иванович, я о другом. У нас серьезный прокол случился.
– Ну что еще?
– Я сейчас, ну две минуты назад, звонил своей… приятельнице, той, что в Доме кино работает, которая, кстати, нам и со Скибой помогла. А она вдруг заявляет: чего это ты каких-то мужиков ко мне подсылаешь? Они, говорят, на тебя ссылаются и ищут почему-то опять Полину. Я ничего не понял. Оказывается, это не они, а сама она их спросила: вы от Юры, что ль? Ну они: ага, мол, от него. Галка и стала помогать им разыскивать Полину. А тут она сама возьми да позвони ей. Ты, говорит, где? Тебя тут ищут! Из прокуратуры. Она назвала адрес, те и помчались.
– Что?! – заорал Грязнов. – Когда это было?
– Галка сказала, наверное, с час назад, может, больше. А что?
Вот когда понял Грязнов смысл фразы Кистенева. Но ничего уже поделать не мог: слово начальника МУРа должно всегда оставаться крепким. Телефон в той квартире, куда он отвез Скибу, упорно молчал. Хотелось так выматериться, чтоб небу тошно стало. Ведь говорил же дуре! Ну что ты скажешь…
Через полчаса Грязнов был уже на Большой Академической. Его сияющий милицейский «форд» прокатился вдоль фасада длиннющего дома на двенадцать подъездов и остановился у последнего. Здесь на лавочке сидели несколько пожилых женщин, носителей самой правдивой информации. И на машину, и на представительного ее пассажира, естественно, немедленно перенесли все свое внимание.
Посетовали, что милиции, когда надо, ни разу еще не бывало. На вопрос почему, отвечали едва ли не хором: еще бы, тут такое было!
Оказывается, в квартире на четвертом этаже – все правильно, именно там, кивал Грязнов, – беда случилась с приезжей дамочкой: то ли перебрала чего, то ли травиться решила – про то неизвестно, но вот «неотложку» кавалеры, приехавшие к ней, вызвали. Положили ее на носилки да и увезли. Куда? А кто знает, в клинику, поди. Она ж громко так дышала и стонала, как выносили-то. Номера машины, естественно, никто и не собирался запоминать. А машина, что приезжала сперва, черная и длинная, не наша. Ну а уж после – «скорая», это обычная. И санитары – ребятки такие крепкие, враз вынесли. И дамочку ту жалко – симпатичная такая, черненькая…
Грязнов поднялся в квартиру, открыл своим ключом. Все было так, как он и предполагал: дверь вскрыть им труда не составило. Затем они, очевидно, закатали Полине укол, после чего приехала не «неотложка», а какая-нибудь их же собственная машина. И увезли. В квартире ничего не тронуто, только вешалка – на полу. Видно, жертва попробовала сопротивляться. А так больше никаких особых следов нет. Чисто сделали, мерзавцы. Но зачем же ей понадобилось звонить?!
Усевшись в машину, Грязнов набрал номер Кистенева, надеясь, что хотя бы на сегодня – в последний раз.
– А вот это ты зря сделал, Кистенев, – медленно проговорил в трубку Вячеслав Иванович. – Я ведь предупреждал держаться подальше. И увел ты не просто девку, а важного свидетеля преступления. И за это тебе теперь придется ответить по всей строгости закона.
– Ну пугай, Грязнов!
– Я сказал. Жаль мне тебя, дурака. Да ничего не поделаешь. Придется к тебе высылать наряд. Я предупреждал.
– Нет у меня ее, Грязнов! – заорал Леха. – Хоть сам приезжай – нету!
– А куда девал?
– Никуда! Мое дело – найти. А остальное – уже не мое. Приехали и увезли. Ничего не знаю.
– Лучше б ты вспомнил, Кистенев, пока еще живой.
– А пошел бы ты! – совсем уже сорвался Леха и швырнул трубку, вероятно разбив аппарат.
Да, покачал головой Грязнов, и достали ж мы его!…
– Александр Борисович, ты уже на месте? – интересовался Меркулов.
– Вообще-то раз уж я снял трубку сам, значит, на месте! А чем вызван интерес к моей личности?
– Ты сейчас зайдешь, и я объясню.
Меркулов брюзжал. В принципе он был, конечно, прав. Но у Грязнова так сложились обстоятельства, что никак не мог он оставлять своего агента-информатора у бандитов. В подобных ситуациях их решение никогда не бывает в пользу ментовского агента. Меркулов, конечно, все поймет, если ему объяснить, но зачем. У него что, своих забот не хватает?
– Костя, ты прав, как всегда, просто у Грязнова сложились чрезвычайные обстоятельства, а разрешить их, не вынося на широкое общественное обсуждение, мог ты один. Наша опора и надежда! А на кого нам еще и рассчитывать, Костя?
Брюзжание прекратилось. Лесть – в умеренных дозах, но с определенным чувством – необычайно полезная и действенная штука.
– А что у тебя, какие проблемы? Я, между прочим, справку дорабатываю. По твоей же просьбе.