— Аркадий Яковлевич, к вам Семенов, — доложил через селектор секретарь.
— Пусть заходит.
Высокий, худой человек лет сорока вошел, тихо притворив дверь, и остановился.
— Ну что на пороге встал? Проходи, садись. А теперь скажи, это ты Турецкому башку проломил?
— Я? Да вы что? Я вчера дома был…
— Ты ваньку-то не валяй! Я понимаю, что не своими руками… Аоткуда знаешь-то, что это вчера было?
— Так… по телевизору показывали. В «Петровке, 38».
— А кто туда сообщил, что следаку черепушку раскроили, за полчаса до события, а? Молчишь, придурок?! Выгоню я тебя, честное слово! Достал ты меня!
— Аркадий Яковлевич! — заерзал на стуле Семенов. — Уж больно он к вам цеплялся третьего дня, на допросе-то. А Олеся Викторовна вернется, и к ней также прицепится. Ну я и подумал, что укоротить его надо бы…
— Ты с ума, что ли, сошел? — взвился Соболевский. — Подумал он! Да у тебя нет места, которым умные люди думают! Укоротит он его! Это все же следователь Генпрокуратуры, «важняк», а не мент какой-нибудь драный… Да и вообще… Решил дело делать, так следов не оставляй! Не ложайся! А ты как лох последний — и исполнителя в ментовские руки сдал, и с информацией лопухнулся, идиот! Не можешь срать, не мучай жопу! Сообщение о травме Турецкого с моего телеканала пошло! Это что значит, ты понимаешь? Это значит, что я его по башке долбанул! Так получается!
— Я ж не хотел… Кто ж знал, что там овчарка во дворе…
— Меня эти детали не интересуют! Первое: чтобы бандюк твой, тот, которого менты взяли, пасть закрыл навеки, понял?
Семенов кивнул.
— Второе: ищи информацию на Калашникова! Кто-то подстроил убийство! Значит, было за что!
— Так… А разве не вы… — пробормотал Семенов и тут же осекся под белым от ярости взглядом шефа.
— Ты в своем уме, придурок? Ты с чего эту хренотень выдумал? А ну говори! — рявкнул олигарх.
— Так… Господи, да из-за Олеси Викторовны…
— Ты это о чем? — медленно, от злобы едва выговаривая слова, спросил олигарх. — Запомни: ни я, ни Олеся Викторовна не имеем никакого отношения к Калашникову, понял? Он всего лишь гонщик, пилот команды, не более.
— Конечно, Аркадий Яковлевич! — закивал головой Семенов, глядя в глаза начальству преданным собачьим взглядом.
«А чья баба с этим гонщиком трахалась?» — прочел Соболевский в этом взгляде невысказанный вопрос.
«М-да, — подумал он. — Я считал, что преданность — это самое важное качество для подчиненного. Ан нет! Дурак опаснее предателя. Иная простота хуже воровства… Да только где умных-то взять в этой стране непуганых идиотов? А ведь не он один так думает-то… Про смерть Егора… Нужно внедрить в умы иную версию! Во что бы то ни стало!»
— Повторяю, Семенов! Ищи компромат на Калашникова. В Москве, во Франции, в Мухосранске каком-нибудь, откуда он родом — словом, ищи где хочешь, но чтобы он был, понял?
— Есть! — гаркнул Семенов.
Он вернулся к себе, налил стакан коньяку, залпом выпил, зажевал кофейным зернышком.
Снял телефонную трубку:
— Соколов? Ко мне, и быстро!
Затем снова пощелкал кнопками, теперь уже мобильного.
— Жженый, ты? Что же ты, падла, со мной делаешь?.. Про что? Про дебила твоего, который к ментам в руки попал!
В дверь постучали, Владимир Соколов стоял навытяжку в дверях кабинета.
— Проходи! — Семенов махнул рукой вошедшему — и в трубку: — Это я не тебе. А тебе я вот что скажу: ты че, сам на нары захотел? Что делать… Убирать, вот что! Завтра доложишь!
Семенов отключил трубку, швырнул ее в стол, поднял глаза на охранника.
— Здравствуйте, Максим Леонидович! — по-военному четко отрапортовал Соколов.
— Здорово. Садись, слушай сюда. Ты Калашникова охранял?
— Так точно, я.
— Ну и как он тебе?
— В смысле?
— Что ты мне как в Одессе, вопросом на вопрос? Во всех смыслах. Что за мужик был?
— Нормальный мужик, — пожал плечами Володя.
— Это не ответ! С кем он здесь дружковался, бабы, выпивка, что про него сказать можешь?
— Вам за какой период? — осторожно спросил Володя. «Он что, не знает про Сомборскую?» — удивился про себя.
— Последний приезд. Перед гибелью.
— Так ведь он практически накануне квалификации приехал. Я его в аэропорту встречал. И сразу на автодром помчались. Он оттуда и не вылезал. Там ночевал в гостинице.
— Один?
— Нуда.
— Ты вот что… Если вспомнишь что-нибудь этакое… Тут же сообщи мне.
— Что именно вас интересует?
— Компромат мне на него нужен, понял, дурья башка? Так что вспоминай!
— А если его нет, компромата?
— Как это — нет?! Он на каждого есть, нужно только уметь искать. Думаешь, на тебя, к примеру, нет? Найдется, будь уверен! Так что лучше ты на Калаша ищи-вспоминай, пока на тебя не наковыряли, ясно?
«Нормально… — оценил про себя Владимир. — Где же Соболь такого урода нашел на мою голову? Из бывших политработников как пить дать…»
В субботу Владимир намылился в баню — один-два раза в месяц они встречались там с Иваном Кирилловичем Завадским, прежним начальником, ставшим приятелем.
Они пришли рано, пока не набрался народ, долго, со вкусом парились, стегая друг друга вениками, ныряли в бассейн с ледяной водой, выбирались, отфыркиваясь, снова забирались в горячую, влажную парилку.
Часа через два, раскрасневшиеся, размякшие, зашли выпить по соточке.
Под рюмку и неприхотливую закуску разговор, само собой, полился вокруг работы, будь она проклята. Кириллыч переживал утрату хлебного места, а главное — несправедливость этой утраты. И ревниво расспрашивал Володю о делах фирмы, особо в той ее части, что касалась службы безопасности. В этот раз разговор вертелся и вокруг смерти Калашникова.
— Жаль мне мужика, — прокомментировал событие Завадский.
— Нормальный был парень, — поддержал Владимир. — Главное — простой, душевный, без выпендрежа. А мог бы и повыпендироваться, положение позволяло. Не, у меня с ним проблем не было… Слышь, Кириллыч, а этот хлыщ, начальничек новый, требует компромат на Калаша нарыть.
— На него один компромат есть: то, что он с Соболевой бабой переспал… Только тот, кто об этом знает, быстро теряет место.
— Ха! А кто же из наших этого не знает?
— Главное, чтобы Соболь не знал, что ты знаешь. Так что не трепани чего не надо.
— Что ж я, больной? Думаю, что делать-то. И сказать нечего, и ничего не сказать нельзя. Главное — Егор последние дни как на ладони был. Я его в аэропорту встретил, и мы сразу на трассу примчались. Уже квалификация вот-вот начаться должна была. Едва не опоздали к медикам на освидетельствование перед гонкой. Потом сразу квалификация, заезды. Какой компромат? О господи! Как тяжело работать с дураками…