— Может, вы его вообще никогда не знали?
— Знал! Но только как спонсора… И я действительно не знал, чем он занимается! — простонал несчастный Петр Андреевич. — Я вам сейчас расскажу, как все было…
— А зачем мне это знать? — искренне удивился Олег Иванович. — Я вам верю, а ваши мемуары интересны прежде всего для книжных издательств, а не для газеты. Я журналист, понимаете? Я должен поддерживать читательский интерес горячей тематикой!
— Выслушайте меня, молодой человек, не перебивая! — воскликнул мэтр. — Я познакомился с ним год назад в Сочи, куда был приглашен на «Кинотавр», это такой наш кинофестиваль.
— Я там тоже был в это же время, ну и что?
— Скажу вам честно: мне сразу не понравилась его вульгарность, сам стиль его общения, когда он интересовался делами нашего театра… А этот его хамский тон в отношении молоденьких артисток, для которых он закатывал пиры и был уверен, будто они готовы на все ради его денег!
— Ну что поделаешь, если это действительно так… Но вы тоже взяли у него деньги, правда на постановку… Он здесь об этом и пишет! — воскликнул Олег Иванович. — А вот у меня другое письмо вашей бывшей актрисы, между прочим заслуженного деятеля искусств, Татьяны Павловны Федоровой, где она утверждает…
— Все, хватит, скажите — сколько, и довольно об этом… — страдальческим голосом перебил Петр Андреевич. — Знаю я этих обиженных актрис. Пропивших и прокуривших свой талант! Их тьмы и тьмы!
— Нет, вы меня все-таки дослушайте! Она пишет, что условием спонсорства этого бандитского авторитета… — Олег Иванович пошарил по столу в поисках нужной шпаргалки, заполненной его собственным торопливым почерком, наконец нашел… — Условием спонсорства является то, что вы дадите главную роль не ей, а никому не известной Дарье Голубковой. Это верно?
— Да! — закричал Петр Андреевич. — Все верно! Такова нынешняя Россия! Я, которому рукоплескали в Париже, Токио, Лондоне и Нью-Йорке, вынужден пресмыкаться перед разной уголовной сволочью, чтобы делать высокое искусство! Раньше великие князья протежировали юным дебютанткам и ставили условия великим режиссерам, а сейчас это делают бандиты и криминальные авторитеты! Вы думаете, мне это просто далось? Вы думаете, мне не хочется плюнуть на все и уехать к чертовой матери из России, когда здесь приходится унижаться перед всякой мразью?
Он уже кричал в трубку, побагровев и брызгая слюной, так что Давидик отодвинулся назад, когда брызги стали до него долетать. В дверь заглядывали испуганные женские лица и тут же исчезали
— Ну раз уж так случилось, что вы до сих пор не уехали… — холодно сказал Олег Иванович, когда мэтр смолк, едва не задохнувшись. — И все еще здесь… Служение зрителям и искусству все оправдывает, не так ли? Но как вы думаете, я работаю исключительно на себя или ради служения нашим подписчикам и читателям? И тогда в чем между нами разница? Короче, вы согласны на наши условия, во имя вашего высокого искусства и одновременно процветания нашего издания?
— Что вы этим хотите сказать? — Трагические вибрации в голосе мэтра сменили гражданственный пафос. — Какие еще условия по телефону? Вы уверены, что нас не подслушивают? А я — нет!
— А разве Дюдик вам их еще не изложил? — ответил вопросом на вопрос Олег Иванович. — Тогда дайте ему трубку. Я ему сейчас уши надеру!
Сочувственно глядя на Давидика, Петр Андреевич протянул ему трубку. И через минуту с удивлением увидел, как у вспотевшего Давидика действительно стали гореть уши, будто их драли по телефону.
— Да, Олег Иванович. Я ему сейчас все расскажу… Я думал, вы сами скажете.
И снова передал трубку хозяину кабинета.
— Вы, кажется, только что сказали, что нас могут прослушивать, — напомнил Олег Иванович. — Вы каким аппаратом пользуетесь? Там надежная защита?
— Это «Моторола», вы же сами мне ее рекомендовали.
— Так в чем дело?
— Я не уверен, конечно, но я думаю, или мне так показалось… — замямлил Петр Андреевич. — Что подслушивающее устройство может находиться у меня в кабинете. Впрочем, это, возможно, плод моей мнительности…
— Но у меня подслушки точно нет, — заметил Олег Иванович. — Только сегодня у меня все проверили. Поэтому я сейчас сам скажу вам наши условия, а вы слушайте меня внимательно и никак не комментируйте. Только да или нет. Согласны?
— Да… — убито произнес Петр Андреевич.
— Отлично. Итак, мы заключаем джентльменское
соглашение или, если хотите, заверим его у нотариуса с нашими подписями, что вы, вернее, ваш театр выплачивает нашей газете пятнадцать тысяч условных единиц в течение года в качестве благотворительности. Можно на мой счет. Так проще… Вы слушаете меня?
— Да…
— В отличие от ваших первых спектаклей советского времени это звучит не очень жизнерадостно и не сказать, чтоб жизнеутверждающе… — заметил Олег Иванович.
— Как могу…
— Так вот, в течение этого времени, пока идет оговоренная проплата, мы обязуемся не публиковать материалов, порочащих ваше безусловно честное имя.
— Непроверенных материалов… — перебил Петр Андреевич.
— Проверяет прокуратура, — подчеркнул Олег Иванович. — Мы письма своих читателей экспертизе не подвергаем. Мы им верим. И еще. Поскольку письмо деятелей культуры в защиту чести и достоинства Льва Семеновича Разумневича вы так и не подписали, то сами напишете отдельное письмо, в котором присоединитесь к мнению мастеров культуры, и тем самым устраните это недоразумение, которое с момента вашего согласия мы будем считать досадным… В качестве бесплатной услуги за ваше согласие мы обязуемся регулярно осматривать ваш кабинет своими силами на предмет обнаружения подслушивающих устройств. Причем сделаем это сегодня же, как только вы дадите на это свое согласие. Да или нет?
— Да… — с трудом выдавил из себя мэтр.
Сейчас в его ушах уже не были слышны рукоплескания в залах Лондона, Парижа и Токио. Хотелось только одного: чтобы Олег Иванович поскорее замолчал, но он продолжал говорить и говорить….
— Вы еще долго будете в театре? Наш специалист с аппаратурой выедет к вам для поверки буквально в ближайшие полчаса — сорок минут. Он вам сам позвонит. Есть какие-нибудь вопросы или пожелания?
— Вы мне отдадите эти письма? — спросил Петр Андреевич. — Или хотя бы покажете?
— Я так и знал, что вы об этом попросите, — ответил Олег Иванович. — Увы, не имею права. Я и так взял грех на душу, зачитав эти письма. Но это не значит, что впредь я буду вам их показывать… Что молчите?
— А что мне говорить? — спросил старый режиссер. — Да, я уже согласился. Не столько ради своего имени, сколько ради дела всей моей жизни. Думаю, эту договоренность лучше так и оставить джентльменской. Как ни странно, я вам доверяю. До свидания.
— Ну и ладненько, — бодро сказал Олег Иванович. — Мир бы рухнул, если бы мы не доверяли друг другу.