– А я? - взвыл Федька.
– Что - ты?
– В засаду…
– Я те покажу засаду!
От возмущения Архаров даже замахнулся на него кулаком. Федька отскочил и уставился на него круглыми темными глазищами, как показалось Архарову - с восторгом.
– Пошли, - сказал он мортусу. - Давай-ка свети, а то свернем шею на здешних паркетах.
С Клаварошем Архаров не попрощался - все было сказано, а разжевывать да в ротик вкладывать он не желал. Да француз, кажется, и так все понял.
Мортусы ждали внизу и, кажется, вовсе не удивились, что Архаров и Федька спустились без француза.
– Пошли, братцы, - сказал Архаров примерно так же, как говорил после учения на полковом плацу солдатам и нижним чинам. И пошел с кухни, не оборачиваясь, зная, что мортусы последуют за ним.
Черный двор пересекли, не глядя в сторону каретного сарая.
Тимофей сел на передок фуры, сивый мортус Сергейка взял коней под уздцы и, заставив их развернуться на узком месте, вывел в ворота.
Там, в переулке, терпеливо ждал Фомка с архаровской лошадью, и Бредихин оставил еще четверку солдат. Архаров повернулся к Фомке спиной, позволяя накинуть себе на плечи тяжелую епанчу, и тяжело взобрался в седло. Как и следовало думать, еще похолодало.
– Давайте-ка, облачайтесь, - сказал он мортусам. - Авось в ваших балахонах и потеплее будет.
– Старики сказывали, чума холода не любит, - заметил Тимофей. - Чем раньше зима - тем скорее она, проклятая, уберется.
Мортусы неохотно накидывали свои дегтярные робы, лезли на фуру, и настал миг, когда последнее лицо скрылось под колпаком.
До бастиона ехали молча.
Там уже был переполох.
– Ваше благородие, да что ж это творится! - закричал, спеша навстречу Архарову, сержант. - Я уж всюду дал знать! Им где быть положено? А они, сукины дети, еще лошадей зря гоняют! Коли колодники уйдут, да еще с лошадьми - с кого спрос? С меня спрос!
Архаров вздохнул - вот уж тут следовало все брать на себя.
– По его сиятельства графа Орлова распоряжению! - вдруг гаркнул он так, как случалось гаркать на плацу. - Какое еще дал знать?! Кто тебе велел?! Утром же доложу его сиятельству, что ты из пустого шум поднимаешь! Как звать, какого полка?!
Противоречить гвардейскому офицеру сержант побоялся. Он, офицер, и у себя в гвардии капитан-поручик, а коли вздумает перейти в армейский полк - так не иначе, полковником тут же станет! Коли человек в таких чинах - имеет право орать, никуда не денешься.
Мортусы, ни слова не говоря, прошли в барак.
– Они мне еще понадобятся. Я от его сиятельства приказ привезу, - смилостившись, сказал Архаров и развернул коня.
На Остоженке его ждал неугомонный Левушка.
Архаровская злость на него уже прошла. Он понимал, почему Левушка спас Клавароша. Дело было не только в шпажном поединке. Левушка в уме своем невольно увязывал француза с француженкой, с той умалишенной девкой за клавикордами… постыдилась бы в одной рубахе расхаживать среди мужчин, зазорные девки - и те к гостям выходят принаряженные.
Эта же, поди, который месяц нечесанная. Как кикимора запечная, прости Господи.
Похоже, француз прав и даже мародеры на нее не покусились, подумал Архаров. Для русского человека юродивый обладает особой неприкосновенностью - и персону, которая в одном исподнем лупит по клавикордам, не только простые мужики сочли бы за юродивую.
И опять Архаров ощутил жалость к горемычной девке, которую угораздило не просто сбрести с ума, а на чужбине и посреди чумы. Он подумал, что надо бы, уезжая, попросить Еропкина за ней присмотреть - может, его супруге нужна компаньонка-француженка, способная развлечь гостей музыкой? В разум-то эта Жанетка понемногу придет, француженки все разумные, и всякая, попав в Россию, умеет нажиться, чтобы вернуться домой с хорошим приданым. Иная - горничной, иная держит модную лавку, иная прямо идет на содержание - тоже ведь бабье ремесло…
Размышляя о будущей судьбе француженки, Архаров улегся и заснул.
Наутро проснулся ни свет ни заря, пытаясь удержать в голове прозрение, осенившее во сне.
Если первый из трех рублей был принесен приказчику Арсеньичу Устином, то второй, скорее всего, - Клаварошем. Тот ведь рассказывал, что бывал командирован за провиантом. Рубль, который Архаров позволил украсть на улице мнимому продавцу, скорее всего, попал в общую казну мародеров, а оттуда был выдан французу. Итак, два рубля. А третий?
Третий отдан благообразному и прилично одетому господину из купеческого сословия, без зазрения глаз вравшему, будто Устин Петров помер. Если вспомнить, что у Петрова проживал Митька и что Митька-то как раз и отправился на тот свет, то не было ли в словах вруна некого пророчества? Не знал ли он, что смерть уже на подступах к тому домишке? И какими кружными путями данный ему на упокой Устиновой души рубль угодил в кошель с выручкой, спасенный Арсеньичем от мародеров?
Проще всего было предположить, что этот мужчина дал рубль жене, или экономке, или любому иному лицу женского пола, ведущему его хозяйство, и распорядился отнюдь не об упокое Устиновой души, а о закупке провианта. С него станется. Однако сие как-то чересчур просто…
Врал-то зачем?
Архаров размышлял лежа, в блаженном состоянии неспешного пробуждения, когда никто не тормошит, нигде не шумят, а вокруг сплошное сопение во все носовые завертки. И доразмышлялся до Шварца.
Когда затевалась раздача меченых рублей, Архаров был на Москве совершенно чужим и лишенным всякой поддержки. Даже простой вопрос некому было задать, не рискуя нарваться на вранье. Сейчас же у него был полицейский служитель Шварц! Вот кто сможет по приметам найти того вруна! Тем более, что не только Шварц в тех краях всем известен - но и ему все известны.
Прямо в исподнем Архаров отправился отыскивать Сашу Коробова.
Тот был в самом начале секретарской карьеры. Правда, его тут же приспособили к своим письменным делам прочие офицеры, однако свои обязательства перед Архаровым он осознавал весьма четко.
Архаров продиктовал записку Шварцу и тут же отправил с ней солдата на Никольскую. После чего решил наконец привести себя в человечье обличье. Он уже десять дней был в Москве - и все это время не имел возможности помыться толком. Опять же, бритье. Архаров знал, что не красавчик, однако ходить с порезанной и наспех запудренной рожей не желал, а иначе бы не получилось, коли позволить Фомке брить себя без горячей воды. Денщик и с горячей водой цирюльными талантами не блистал. Ощупывая щетину, Архаров даже позавидовал мортусам - они преспокойно ходили бородатые.
Сегодня следовало выглядеть пристойно - Архаров собрался лично рапортовать графу Орлову о ночном приступе. Этим уже можно было похвалиться. Опять же - ловушка возле непонятно как вынырнувшего сундука. Архарову почему-то казалось, что слово «ловушка» непременно должно произвести самое выгодное впечатление.