На этом все.
— Анни? Анни, ты меня слышишь? — спросил знакомый голос.
Это было не мое имя… или мое? Мои уши на него не отреагировали, но что то откликнулось внутри. Разве я не Лепесток в лунном свете? Не Лепа? Но почему? Почему то имя Лепа казалось чужим. Сердце забилось быстрее — отголосок страха из воспоминания. Образ женщины с рыжими с проседью волосами и добрыми зелеными глазами проплыл перед глазами. Это моя мать? Но… она же не моя мать, верно?
Тихий голос эхом разнесся вокруг:
— Анни. Вернись. Мы тебя не отпустим.
Голос был одновременно и знакомым, и нет. Он звучал как… Куда делась Лепесток в лунном свете? Я не могла ее отыскать — тысячи пустых воспоминаний; дом, где полно фотографий, но никто не живет.
— Дай ей «Бодрость», — сказал другой, незнакомый, голос. Что то легонько коснулось моего лица, словно туман. Я узнала запах. Пахло грейпфрутом.
Я глубоко вдохнула, и сознание внезапно прояснилось. Я лежала лицом вниз… и это тоже казалось неправильным.
Меня стало как то слишком мало. Я словно усохла. Руки казались теплее, чем остальное тело, и вскоре я поняла почему: их держали большие ладони, каждая размером с две моих.
Пахло странно — затхлостью, плесенью… Запах казался знакомым, хотя я точно знала, что никогда в жизни его не чувствовала.
Я ничего не видела, кроме темно красного цвета — внутренняя сторона век. Мне захотелось открыть глаза, и я попыталась отыскать нужные мышцы.
— Странница? Мы все тебя ждем, милая. Открой глаза. — Я совершенно точно знала этот голос, это теплое дыхание над ухом. Непонятное, щекочущее чувство охватило все мое тело. Незнакомое ощущение. У меня задрожали пальцы, дыхание перехватило. Захотелось увидеть лицо говорившего.
Сознание заполнил яркий цвет, цвет, который позвал меня из небытия — сияющая, мерцающая синева. Вся Вселенная стала ярко синей…
Наконец то я вспомнила, как меня зовут. Да, меня звали Странница. Анни. Теперь я вспомнила.
Прикосновение: тепло на губах, на веках. А, мои веки, вот они где! Я поморгала вновь обретенными глазами.
— Она просыпается! — возбужденно вскрикнул кто то. Джейми. Джейми был здесь. Сердце опять тихонько затрепетало.
Некоторое время глаза привыкали. Ослепивший меня синий цвет был тоже какой то неправильный — не синий даже, а голубой, выцветший. Я хотела яркую синеву.
Чья то рука дотронулась до моего лица.
— Странница?
Я повернулась на звук. Голова и шея двигались непривычно — ощущение знакомое и незнакомое одновременно.
Я поискала взглядом и нашла ту синеву, которую искала: сапфиры, снег и смоль.
— Иен? Иен, где я? — Голос, донесшийся из моего горла, напугал меня. Слишком высокий, дрожащий. Знакомый голос, но не мой.
— Кто я?
— Ты — это ты, — сказал мне Иен. — Здесь твое место.
Я вытащила руку из гигантской ладони, хотела ощупать свое лицо, но увидела, как ко мне тянется чья то рука, и застыла.
Чужая рука тоже застыла, повиснув надо мной.
Я попыталась снова двинуть рукой, защититься, и чужая рука надо мной пришла в движение. Я задрожала, рука задрожала.
А ах!
Я сжала и разжала пальцы, внимательно следя за ладонью.
Неужели эта крохотная ручка принадлежит мне? Передо мной была ладошка ребенка, если не считать длинных, ухоженных бело розовых ногтей. Гладкая кожа со странным серебристым отливом и совершенно неуместной россыпью золотистых веснушек.
Странное сочетание серебра и золота вызвало в памяти картинку. Перед моим мысленным взором предстало отраженное в зеркале лицо. Я на миг почувствовала себя сбитой с толку — я не привыкла к цивилизации, и в то же время странным образом я не представляла свою жизнь вне ее. Симпатичный туалетный столик, заставленный всевозможными безделушками и хрупкими вещицами. Изобилие изящных флаконов с запахами, которые я любила… Я любила? Или она? Орхидея в горшке. Набор серебряных гребней.
Большое круглое зеркало в кованой раме с орнаментом из роз. Лицо в зеркале — округлое, а не овальное. Миниатюрное личико. Кожа серебрится, словно лунный свет, россыпь золотистых веснушек на переносице. Большие серые глаза в обрамлении пушистых золотых ресниц — серебро Души едва заметно на светлом фоне. Бледно розовый рот, пухлый, как у малыша. Маленькие ровные белые зубы. Ямочка на подбородке. Золотые вьющиеся волосы окружили лицо ярким ореолом и каскадом ниспадают вниз, за край зеркала.
Мое лицо или ее лицо?
Это лицо идеально подходило Ночному Цветку. Словно точный перевод с языка Цветов на человеческий.
— Где она? — произнес тонкий голосок. — Где Лепа? Ее отсутствие меня пугало. Я никогда не видела более беззащитного существа, чем это луноликое дитя с копной волос, словно сотканных из солнечного света.
— Она здесь, — успокоил меня док. — Спит сладким сном, готовая к путешествию. Мы подумали, ты нам посоветуешь, куда ее лучше отправить.
Я посмотрела в сторону, откуда доносился голос. Воспоминания из прежней жизни возвращались волнами: я вспомнила, как док стоял в лучах солнца с включенным криоконтейнером в руках.
— Док! — охнула я тонким, хрупким голосом. — Док, ты же обещал! Ты поклялся, Евстафий! Почему? Почему ты не сдержал обещание?
Отчаяние и боль казались невыносимыми. Это тело никогда прежде не испытывало подобных мучений. Оно не привыкло.
— Даже честный человек иногда не выдерживает тяжести испытаний, Анни.
— Тяжесть испытаний, — усмехнулся еще один до ужаса знакомый голос. — Я так понимаю, нож у горла засчи тывается за «тяжесть испытаний», да, Джаред?
— Ты же знаешь, я бы никогда…
— Ничего не знаю… Выглядел ты убедительно.
— Нож? — Меня затрясло.
— Ш ш ш, все хорошо, — прошептал Иен. Его дыхание сдуло несколько золотых прядок мне на лицо, и я стряхнула их привычным жестом. — Ты и вправду думала, что можешь вот так просто взять и бросить нас? Анни! — Он вздохнул, но вздох получился радостным.
Иен был счастлив. С моих плеч словно сняли часть тяжелой ноши.
— Я говорила, что не хочу быть паразитом.
— Пропустите, — приказал мой старый голос. Я увидела свое лицо: сильное, с загорелой кожей, прямыми черными щеточками бровей на миндалевидном овале, каре зеленые глаза, высокие, резко очерченные скулы… Увидела чужими глазами, а не в виде отражения, как раньше.