Матушка О'Брайен сжала тонкие губы, продолжая, однако, сопротивляться.
— Договоримся насчет сотни в час, — предложила она, — и тогда я отвечу на любые ваши вопросы.
Роз решительно замотала головой. Пятьдесят фунтов и без того было непростительным транжирством.
— Простите. Но я назвала ту сумму, которую мы всегда платим за интервью. К сожалению, у меня нет разрешения на более крупные расходы. — Она с сожалением пожала плечами. — Ну, ничего страшного. Спасибо, что потратили на меня столько времени, миссис О'Брайен. У меня в списке еще три семьи. Думаю, кто-нибудь из них ухватится за возможность хоть как-то повлиять на местные власти, да при этом еще и заработать немного денег. — Она отвернулась, словно собиралась уходить. — Следите за нашей программой, — крикнула Роз уже через плечо. — Не исключено, что вы увидите в передаче кого-нибудь из своих соседей.
— Не торопитесь, миссис. Разве я сказала, что не хочу с вами разговаривать? Ничего подобного. Но было бы глупо не попробовать выжать из вас еще немного, верно? Заходите в дом, заходите. Как, вы сказали, вас зовут?
— Розалинда Лей. — Она проследовала за Матушкой в гостиную и присела на стул, а маленькая женщина выключила телевизор, при этом успев смахнуть с приемника невидимую пыль.
— Какая милая комната, — заметила Роз, стараясь говорить так, чтобы в ее голосе не прозвучало удивление. На полу комнаты, обставленной изящной мебелью, которая была обита темно-вишневой кожей, лежал громадный китайский ковер в розовых и серых тонах.
— Все это куплено и оплачено, — скороговоркой произнесла Матушка.
В этом Роз не сомневалась ни секунды. Если полиция проводила в этом доме столько времени, сколько говорил Хэл, мошенники вряд ли стали бы обставлять его украденной мебелью. Роз вынула магнитофон.
— Вы не возражаете, если я буду записывать наш разговор на пленку? Это поможет нашему звукооператору, когда он придет и начнет настраивать аппаратуру. Но если вас смущает микрофон, то я могу воспользоваться простым блокнотом и карандашом.
— Делайте так, как вам удобней, — махнула рукой Матушка, устраиваясь на диване. — Я не боюсь микрофонов. У наших соседей есть даже караоке. Так вы будете задавать мне вопросы или как?
— Наверное, так будет проще, верно? Давайте начнем с того момента, когда вы переселились в этот дом.
— Ну, что ж. Его построили лет двадцать назад, и мы оказались первой семьей в этом новом квартале. Нас тогда было шестеро, включая моего старика, но его вскоре посадили тюрьму, и с тех пор его больше никто не видел. Как только его освободили, этот паразит удрал от нас.
— Итак, у вас было четверо детей.
— Четверо в доме, и еще пять временно отсутствовали. Они находились на воспитании. Это все вмешательство властей, как вы и говорили. Они постоянно отбирали у меня моих цыплят. Я всегда очень сильно переживала такие моменты. Детки хотели вернуться к своей мамочке, их ни разу не прельстили новые дома и приемные родители, которые забирали моих птенцов только ради денег. — Она обняла себя руками, словно ей вдруг стало зябко. — Они всякий раз сбегали назад ко мне. И без конца появлялись на пороге, словно в них вставляли какой-то механизм. Они были какие-то заводные, и неважно, сколько раз их забирали, столько же раз они убегали. Городской совет пытался сделать все, чтобы разлучить нас. Один раз мне даже пригрозили тем, что переселят в однокомнатную квартиру. — Она презрительно фыркнула. — Опять эти притеснения, как вы правильно заметили. Я помню, как однажды…
Матушка О'Брайен говорила без остановки, не заставляя Роз прибегать к наводящим вопросам. Так незаметно пролетело три четверти часа. Роз была поражена, способностью этой женщины болтать, не уставая. Половину того, что она успела доложить Роз, журналистка попросту пропускала мимо ушей, в основном потому, что Матушка постоянно повторяла одно и то же: ее безупречные сыновья всякий раз становились жертвами полицейского произвола. Даже самый доверчивый слушатель вряд ли смог бы спокойно проглотить такую информацию. И все же всякий раз, когда она говорила о своей семье, в ее голосе слышалась такие искренние преданность и любовь, что Роз невольно подумала: а так ли жестока и груба эта женщина, как рассказывала о ней Лилия Гейнсборо? Конечно, она постаралась выставить себя несчастной жертвой обстоятельств, находящихся вне ее компетенции, но Роз так и не смогла понять, верила ли во все это сама миссис О'Брайен или же сейчас она говорила те слова, которые хотела услышать журналистка. В любом случае, Роз отметила, что эта старушка оказалась куда умнее, чем казалось на первый взгляд.
— Хорошо, миссис О'Брайен, — наконец, заговорила Роз. — Давайте посмотрим теперь, насколько правильно я вас поняла. У вас две дочери, обе они сейчас матери-одиночки, так же, как и вы, и обеих в настоящее время приютил городской совет. Кроме того, у вас семь сыновей. Трое сейчас находятся в тюрьме, один живет у подружки, а трое — здесь, в вашем доме. Старшему — Питеру — тридцать шесть, младшему — Гэри — двадцать пять. — Она присвистнула. — Это что-то! Девять детей за одиннадцать лет.
— Два раза у меня рождались близнецы: мальчик и девочка. Да, мне пришлось нелегко.
«Просто сила привычки», — подумала Роз, а вслух спросила:
— И вы действительно хотели иметь столько детей? Не могу себе представить, как можно жить, имея на руках девять малышей!
— А кто меня об этом спрашивал, милочка? В те времена аборты были запрещены.
— Почему же вы не использовали противозачаточные средства?
К удивлению журналистки, пожилая женщина внезапно залилась краской.
— Я так и не смогла в них разобраться. Мой старик попробовал один раз надеть резинку, но ему это не понравилось. Старый болван! Ему все мои проблемы были до лампочки.
Роз хотела спросить Матушку, почему она не использовала женские противозачаточные средства в те трудные времена, когда страну охватила инфляция. Но она вспомнила, что миссис О'Брайен не умела читать, а так как по природе она была стеснительна и вряд ли осмелилась спросить, как пользоваться теми или иными средствами, то все они оказались бы бесполезными. «Господи! — пронеслось в голове у Роз. — Подумать только: немного образования могло сэкономить стране целое состояние, если рассматривать только эту отдельно взятую семью».
— Ну что ж, зато теперь в доме есть мужчины, — добродушно заметила Роз. — Я видела у вас возле дома мотоцикл. Наверное, он принадлежит одному из ваших сыновей?
— Он куплен и оплачен, — послышался воинственный клич Матушки. — Он принадлежит Гэри. Мой мальчик буквально помешан на мотоциклах. Были времена, когда у троих сыновей были мотоциклы, теперь остался только у Гэри. Они у меня все работали курьерами в одной компании, пока к ним не стали приставать полицейские, это не понравилось начальству, и их уволили. Опять гонения, это же так очевидно. Как же человек сможет работать, когда легавые машут своими документами под носом у хозяина? Конечно, с мотоциклами пришлось расстаться. Они купили их в рассрочку, но не смогли выплачивать взносы после того, как потеряли работу.