— Я скептик, Олив. Это как религия. Помогает только в случае, если в это верить.
— А я верю.
— Ну и очень глупо. — Роз резко поднялась со стула и прошла к двери, кивком головы давая понять охранникам, чтобы ее выпустили. И что заставило ее подумать о том, что эта женщина невиновна? И почему, ради всего святого, ей вздумалось заняться этой безжалостной преступницей, чтобы заполнить пустоту в сердце, оставленную Алисой?
* * *
Она остановилась у телефонной будки и набрала номер монастыря святой Анжелы. Трубку сняла сама сестра Бриджит.
— Могу я чем-нибудь вам помочь? — услышала Роз ее певучий и успокаивающий голос.
Роз невольно улыбнулась.
— Вы могли бы сказать мне: «Приезжайте, Роз, я посвящу вам час и выслушаю все ваши горести»?
Мягкий заразительный смех сестры Бриджит совсем не потерял своего очарования и не исказился в телефонной трубке.
— Приезжайте, Роз, у меня свободен весь вечер, и я с удовольствием вас выслушаю. У вас действительно неприятности?
— Да, и я полагаю, что во всем виновата Олив.
— Ну, тогда ничего страшного. Вы вернулись к тому, с чего начали. Я живу в доме по соседству со школой, он называется Донегол. Название, правда, не имеет ничего общего с настоящим Донеголом, но здание довольно очаровательное. Приезжайте, как только сможете. Заодно вместе поужинаем.
— Вы верите в черную магию, сестра? — напряженно спросила Роз.
— Разве в нее надо верить?
— Дело в том, что Олив втыкает булавки в фигурку из глины, изображающую меня.
— Боже мой!
— И у меня начала болеть голова.
— Ничего удивительного. Если бы я поверила такой же расшатанной и неустойчивой личности, то постоянно испытывала бы головные боли. Что за нелепое создание эта Олив! Возможно, таким образом, она хочет восстановить самообладание и контроль над собой. В этом отношении тюрьма — не лучшее место обитания, она разрушает душу. — Было слышно, как сестра Бриджит осуждающе прищелкнула языком. — Но то, что вы сказали, абсурдно, впрочем, я всегда была не слишком высокого мнения об интеллекте этой девушки. Ну, что ж, подробно поговорим при встрече, дорогая моя.
Роз услышала щелчок на другом конце провода и с нежностью прижала трубку к груди.
Слава Богу, что существуют такие люди, как сестра Бриджит. Когда она вешала трубку на рычаг обеими руками, то увидела, как сильно они трясутся. О Господи! СЛАВА БОГУ, ЧТО СУЩЕСТВУЮТ ТАКИЕ ЛЮДИ, КАК СЕСТРА БРИДЖИТ…
* * *
Ужин оказался незамысловатым и состоял из супа, гренок и сыра с фруктами. От себя Роз добавила бутылку светлого игристого вина. Женщины устроились в столовой, окна которой выходили на крошечный огороженный сад, где в изобилии присутствовали всевозможные ползучие растения, свисающие отовсюду зелеными гирляндами. Роз потребовалось целых два часа, чтобы все подробно рассказать сестре Бриджит, руководствуясь своими записями, и ввести ее в курс дела.
Монахиня, раскрасневшаяся больше обычного, задумчиво сидела в кресле и молчала еще долго после того, как Роз закончила свой рассказ. Если она и заметила следы побоев на лице своей собеседницы, то предпочла ни о чем ее не расспрашивать.
— Знаете, что, — наконец, начала она, — если меня что-то и удивило, так это ваше внезапное осознание виновности Олив. Лично я в вашем рассказе не нахожу ничего такого, что могло бы изменить ваше мнение на противоположное.
Роз удивленно приподняла брови.
— Я подумала так после того, как она хитро улыбнулась, говоря о том, что осталась одна, и теперь никто, кроме нее, не знает правды, — усталым голосом пояснила журналистка. — И было в этот момент в ее лице что-то отталкивающее и крайне неприятное. Вам это ни о чем не говорит?
— Нет. Олив, которую знала я, всегда улыбалась довольно хитро. Мне бы хотелось, чтобы она была со мной так же откровенна, как с вами, но, боюсь, для нее я навсегда осталась стражем морали. И ей трудно быть со мной честной и открытой. — Она на секунду задумалась, после чего продолжала: — Вы уверены, что не просто среагировали на ее враждебность в отношении к вам? Намного легче хорошо думать о людях, которые нас любят, а ведь Олив не утаивала своего расположения к вам, если судить по предыдущим двум встречам.
— Возможно, — вздохнула Роз. — Но это только означает, что я чересчур наивна, в чем меня упрекают очень многие. Недаром Хэл сказал: «Большинство преступников приятны в общении почти все время».
— Наверное, вы действительно достаточно наивны, — согласилась сестра Бриджит. — Именно поэтому вам удалось выудить столько информации, которую циничные профессионалы посчитали несущественной. Наивность имеет и свои преимущества, как, впрочем, и все другое.
— Но только не в том случае, когда она заставляет тебя поверить в ложь, — искренне добавила Роз. — В такие моменты наивность вообще никому не нужна. Ведь я была уверена, что ее аборт — невыдуманный, и только после того, как она призналась во лжи, я начала ставить под сомнение ее невиновность. Понимаете, таинственный любовник или даже насильник — она неопределенно пожала плечами, — мог бы полностью перевернуть все дело. Если даже он не сам совершил эти убийства, то мог стать непосредственным подстрекателем. Она буквально выбила у меня почву из-под ног, заявив, что никакого аборта не было и в помине.
Сестра Бриджит несколько секунд пристально смотрела на Роз, а затем вдруг спросила:
— А когда она вам врала? Когда говорила про аборт, или когда стала отрицать?
— Нет, только не сегодня, — решительно замотала головой журналистка. — В этом отрицании чувствовалась правда, что в первый раз я не отметила.
— Удивительно, но не забывайте, что в первый раз вы были готовы верить ей. И с тех пор каждый, кроме, может быть, матери Джеральдины, пытался вылить на вас ведро холодной воды, чтобы вы немного остыли и одумались. Подсознательно вы готовились отвергнуть даже саму мысль о том, что Олив могла иметь близкие отношения с мужчиной. Вот почему вы с такой легкостью приняли за правду ее сегодняшнее признание.
— Но в этом действительно есть какой-то смысл.
Сестра Бриджит усмехнулась.
— Смысл есть и в том, чтобы поверить в ее признание, но вы, тем не менее, отыскали в нем массу несоответствий и не стали слепо принимать его на веру. Она постоянно врет, вам это известно. Весь фокус заключается лишь в том, чтобы научиться распознавать, когда именно это происходит.
— Но зачем ей врать? — недоумевала Роз, неожиданно почувствовав, как на нее наваливается усталость. — Чем ей это все может помочь?
— Если бы мы поняли это, то нашли бы ответы и на все остальные вопросы. В детстве она сочиняла всяческие небылицы, чтобы составить у школьных подруг образ счастливой семьи, а также оградить себя и Эмбер от злобы матери. Она всегда боялась того, что ее отвергнут. Вот поэтому, кстати, лгут очень многие из нас, в конце концов. Возможно, она продолжает лгать по тем же причинам.