Так и видится, как Мэлори пишет этот бред и бормочет: «Ну что, довольны? Хотели чудес? Тайн хотели? Вот вам — и не надейтесь, что концы тут когда-нибудь сойдутся с концами». Не сойдутся. Еще пророчество о несчастьях Балина кое-как оправдается, но кто кого убил в предыстории, и как Авалон будет сводить счеты с Озером, а Озеро с Балином — этого в книге не будет.
Но сцена с Балином и двумя девицами покажется образцом простоты по сравнению с сюжетом о Граале. Скажите, читатель, перевернув последнюю страницу — Мэлори или Акройда, — сколько было нанесено Прискорбных ударов? Кто такой Увечный король, и в каком он родстве с Галахадом? Кто такой однажды упомянутый король Рыбарь?
Полностью эту путаницу воспроизводить не хочется. Напомним основное: Балин нанес Прискорбный удар королю Пелламу, и в результате несколько царств превратилось в Пустынные Земли. Причина несчастья в том, какое было использовано оружие — копье, некогда прободившее бок Иисусу. Как мы знаем, сюжет о Балине и ветвь Грааля тесно связаны — Галахад получает воткнутый в камень меч Балина (непонятно зачем, ведь на корабле его ждет Меч убийственного удара). Казалось бы, Увечный король должен быть тот же самый, но девица рассказывает Галахаду совершенно другую историю о том, как был нанесен Прискорбный удар, и завершает ее словами: «Увечный король — ваш дед!» Дед Галахада по отцу — Бан, и он в этом сюжете явится разве что в видении Ланселота о семи королях и двух рыцарях. Другой дед — Пеллес, и ему бы и быть Увечным королем (его имя сходно с именем Пеллама, он тоже король страны Листенойз), но… в сцене исцеления Увечного короля подчеркнуто, что он-то как раз не Пеллес: Пеллес выходит из покоев перед явлением Грааля, калека остается. От короля Рыбаря Мэлори и вовсе отмахнулся. Этот персонаж неизвестно зачем возникает во французских романах и имеет отношения к Увечному королю — иногда это отец и сын, иногда и Рыбарь — калека, но меньшей степени инвалидности, а уж этимология этих персонажей — и вовсе темный лес. Акройд точно чувствует раздражение Мэлори и доводит путаницу до логического конца: если уж в этих именах не разобраться, а некоторые персонажи вообще неизвестно к чему придуманы, вот же, получайте: «Это ваш дед, господин Галахад, а звать его Дагдон!» Нет никакого Дагдона ни у Мэлори, ни в тех сюжетах, с которыми мучился Мэлори. Выдумал Акройд выразительное имечко.
Но если не Грааль, ради чего же тогда затевался пересказ французской прозы, перелагавшей французские поэтические романы, составлявшиеся из британской истории, валлийских и бретонских преданий, рассказов крестоносцев, французских фантазий? Что так привлекательно в образе Артура, что и Питер Акройд берется за ювелирное переложение этого пересказа в четвертом и пятом изводе? Как мы уже видели, гораздо интереснее Грааля те рыцари, что собрались вокруг Артура, короля ныне и вовеки. Короля, который готов обойтись и без супруги, лишь бы сохранить своих рыцарей, короля, который и не подумал ехать на поиски Грааля и всех своих пытался уговорить не рушить ради этих поисков братство.
Круглый стол — вот что более всего занимало Мэлори. Вероятно, и столицу он перенес в Винчестер не из узколобого английского патриотизма (к его времени Уэльс давно вошел в состав королевства, а пограничный Карлион-на-Аске уж никак не чужероднее был Корнуолла), а потому, что под конец XIII в. по воле того же Эдуарда III, который распорядился соорудить Артуру гробницу в Гластонбери, в Винчестере сколотили Круглый стол диаметром шесть метров и весом в тонну. Винчестерский Круглый стол принадлежал к числу наиболее убедительных артефактов Средневековья; верил в него и Генрих VII, крестивший наследника трона — злополучного Артура — в Винчестере (Камелоте), и Генрих VIII, рушивший монастыри и гробницы, но приказавший расписать этот стол именами рыцарей и свой портрет нарисовать на королевском месте (все-таки ухитрился и за Круглым столом оказаться всех равнее).
Генрих VII вступил на престол в тот самый год, когда Кэкстон издал «Смерть Артура». 1485 год — исторический рубеж для Англии. Закончилось английское Средневековье, завершилась война Алой и Белой роз. И столь же исторически значимым событием, как объединение осколков двух династий и прекращение феодальных войн, была публикация книги Мэлори. Изобретение книгопечатания историографы принимают за рубеж, обозначающий переход от Средних веков к Новому времени. Стало быть, для Англии этот рубеж наступил в 1475 г., когда Уильям Кэкстон выпустил в Брюгге первую печатную книгу на английском языке (перевод с французского, разумеется, троянские события, разумеется), или же годом позже, когда он открыл типографию в Вестминстере.
По тем временам то был серьезный бизнес. За 15 лет Кэкстон издал без малого сотню книг, следуя строго продуманному плану. Частично этот план раскрывается в его предисловии к «Смерти Артура»: издавать на английском языке все лучшее, что имеется у других народов, как «рассудительное», так и историческое, например повествования о великих мужах — Артуре, Гекторе Троянском, Карле Великом. Но переводов-то и не было. Английская знать привыкла читать по-французски, клирики владели латынью, родной же язык оставался почти что бесписьменным. Примерно четверть переводов Кэкстон выполнил собственноручно, привлекал он и самых надежных переводчиков и редакторов — сестру короля и брата королевы. Ведь английский представлял собой в ту пору хаос неунифицированных диалектов — как же решить, какое выражение наиболее грамотно? Вот и приходилось обращаться к особам королевской крови за королевским английским.
Текст Мэлори оказался для Кэкстона подарком Божьим. Огромных размеров перевод на самую востребованную тему, уже готовый, автору которого, быть может, и платить не пришлось, и уж точно не пришлось с покойником спорить об оформлении. Мечта издателя.
Кэкстон обошелся с текстом Мэлори достаточно бережно. Соединил несколько обращений рыцаря-узника в заключительном колофоне. И, конечно же, дал книге единое название. Теперь уже нет смысла спорить, по ошибке ли принял Кэкстон название последней части за общее название книги, или счел полезным оставить узнаваемое название «Смерть Артура», или же счел, что мрачный заголовок попадает в тренд — по той или иной причине он сделал так, и его решение неотменимо.
Акройд виртуозно обыграл это. В проекте его книга именовалась «Король Артур и святой Грааль». Наверняка он опирался на аргументы Кэкстона — это название отвечает нынешнему интересу к тайнам Грааля, оно увеличит тираж, оно больше соответствует содержанию. В последний момент издатель все же счел традиционное название наиболее безопасным. От спора переводчика и издателя осталась странноватая фраза в текстологическом примечании: «В своем пересказе я изменил название Le Morte Darthur на „Смерть короля Артура“, которое более точно соответствует содержанию книги». Первоначально стояло: «Изменил… на „Король Артур и святой Грааль“».
Едва ли Акройд в самом деле собирался поместить Грааль на обложке своей книги. Как и Мэлори, он явно не считает Грааль главным в этой истории. Эта игра — не о Граале. Питер Акройд, пересказывающий Томаса Мэлори, переведшего «Вульгату», собиравшую сюжеты французских поэм, которые и сами были переложением поэм нормандских, а те — «Жизни Мерлина» и «Истории бриттов», приснившихся Гальфриду Монмутскому, — Питер Акройд продолжает игру писателя с читателем и читателя с писателем, книги с книгой, автора с издателем, переводчика с текстом, послесловия с предисловием. Продолжим и мы игру, погоню за истинным замыслом. Конечно же, книга должна была называться «Король Артур и рыцари Круглого стола». Так задумывал Мэлори, на это намекал Акройд, обманчиво сверкая никому не нужным Граалем.