— В Одессу? — с удивлением присвистнул мужик. — А каким ветром вас сюда занесло? Это ж почти сто верст отсюдова!
— А куда нас занесло?
— Куда… В Бугае!.. Почти в Бессарабию!
Подошла Сонька.
— Отвезешь? — спросила.
— Не-е, — покрутил возница головой. — Вас здесь сколько?.. Трое? А конячка у меня одна. Вот и прикиньте.
Воровка протянула ему три рубля:
— Довези куда-нибудь.
Тот взял деньги, согласно кивнул:
— В Бугае и довезу. А там поспрошаю. Может, кто и согласится до Одессы. Только за такие гроши вряд ли.
— Будут гроши.
— Будут гроши, будет и дорога, — подмигнул мужик и распорядился: — Залазьте, господа-барыни, в бричку! Будет тряско, зато ходко! — Дождался, пока все усядутся, со всего маху огрел кобылку. — Н-но! Пошла, хвороба! Никак домой поспешаем!
Бричка затряслась по дороге, подбрасывая и болтая из стороны в сторону сидящих.
Возле парадного входа в дом князя Икрамова несли службу два вооруженных винтовками солдата, поодаль прохаживался городовой. Дождь к этому времени прекратился, стало по-питерски свежо и прозрачно.
Пролетка Антона подкатила к дому, извозчик соскочил с козел, помог Таббе спуститься на мостовую.
— Жди, — сказала она ему и направилась к двери.
— Чего госпожа изволят? — спросил один из солдат.
— К князю. Он дома?
— Только приехавши.
— Доложи, госпожа Бессмертная.
— Будет исполнено.
Солдат нажал кнопку звонка, затем повторил еще раз, пока не послышались шаги за дверью.
На пороге возникла рослая фигура Асланбека. Кавказец окинул девушку внимательным взглядом, с акцентом произнес:
— Слушаю, госпожа.
— Я Бессмертная, — улыбнулась Табба. — Мне крайне важно повидать князя.
— Сейчас доложу.
Асланбек ушел. Табба прошлась вдоль дома, взглянула на Антона, на прогуливающегося в стороне городового.
— Князя всегда так охраняют? — спросила солдата.
— А как не охранять? — пожал тот плечами. — Время ныне сами знаете какое. А их превосходительство по должности очень высоко находятся.
Открылась дверь, Асланбек отступил назад, жестом пригласил гостью:
— Князь ждет.
Бывшая актриса в сопровождении ординарца поднялась по знакомой мраморной лестнице, на верхней площадке отдала ему зонт, вошла в просторную гостевую комнату.
Князь сидел в дальнем углу комнаты в красном бархатном кресле. При появлении дамы поднялся, сделал пару шагов навстречу.
Табба подошла к нему, протянула руку:
— Здравствуйте, князь.
Он, напряженный и бледный, поцеловал руку, севшим от волнения голосом произнес:
— Присаживайтесь, мадемуазель.
— Благодарю.
Она опустилась в кресло напротив. Некоторое время они молчали, не сводя друг с друга глаз.
— Желаете чего-нибудь выпить? — произнес наконец Икрамов.
— Разве что воды.
Он хлопнул в ладоши:
— Асланбек! — и, когда ординарец возник в дверях, приказал: — Сельтерской!
Вновь хозяин и гостья смотрели друг на друга, и вновь первым нарушил молчание Икрамов:
— Я рад вас видеть.
— Я счастлива, — улыбнулась бывшая прима, прикрыв глаза.
Вернулся ординарец, молча поставил на сервировочный столик воду и фужеры и бесшумно удалился.
Ибрагим Казбекович налил воды, подал гостье. Она выпила, поставила фужер на столик.
— Что вас привело ко мне? — спросил князь.
— Вы удивлены? — усмехнулась актриса.
— Весьма.
— Просто захотелось взглянуть на прошлое.
— Я разыскивал вас.
— Я слышала.
— Почему не откликнулись?
— Обстоятельства.
— Я догадываюсь.
— Об обстоятельствах?
— Да.
— Приятно, что вы осведомлены о моей жизни.
— Осведомлен, и весьма.
Икрамов откинул голову назад, неожиданно спросил:
— Не побоялись приехать?
Бывшая прима удивленно вскинула брови:
— Я должна вас бояться?
— Ну, по крайней мере, опасаться.
— Почему?
— Вы лукавите или действительно не знаете моей служебной должности?
— Даже если бы знала, все равно рискнула бы приехать, — бывшая прима взяла его руку, накрыла его ладонь своими ладонями. — Я любила вас, князь. А мужчину, к которому я питала подобные чувства, я не могу опасаться. Даже если вы сейчас велите своему ординарцу арестовать меня.
Князь усмехнулся:
— Вы сказали — «любила»?
— Да.
— А сейчас?.. Сейчас уже не любите?
— Я люблю те дни и часы, которые провела с вами. Но они закончились. Улетели… Теперь приехала к вам, чтобы хотя бы на несколько минут вновь ощутить их.
— Они не могут улететь! — отрицательно покачал головой князь. — Вы не можете забыть хотя бы нашу последнюю ночь! — Он неожиданно опустился на колено, приблизил девушку к себе. — Почему вы не проводили меня, когда я уезжал на Кавказ? Почему не стали наводить обо мне справки? Почему не искали, когда я вернулся в Петербург?
— Достаточно того, что вы искали меня, — усмехнулась Табба.
— Не надо иронизировать! Я все эти годы жил только вами! Я сходил с ума от неизвестности и страха! Я ежедневно, ежечасно ждал вас! Даже сегодня, когда вы объявились, я думал, что броситесь ко мне с объятиями и словами извинения! Но ничего подобного не произошло! Вместо радости и слез — рассудочное и холодное суждение: все закончилось, улетело!
— Милый, родной, дорогой. — Бывшая прима взяла ладонями его лицо, приблизила к себе, стала целовать. — Вы чудесный… удивительный… единственный. — И целовала, целовала. — Я все помню, я никогда не забываю, я всегда с вами…
Он вначале просто поддавался ласкам, затем ощутил ее губы, приник к ним.
— Я вас люблю. Слышите, люблю, — бормотал Икрамов. — Всегда ждал, надеялся, искал, ревновал, ненавидел, боялся…
Табба вдруг решительно отстранила князя:
— Нет, нет… Не надо. Оставьте. Это ни к чему…
Он попытался снова привлечь ее к себе, но она решительно поднялась, отступила назад.
— Прошу вас, успокойтесь… Я приехала не для этого. Мне необходимо поговорить с вами.